Книга Неженка [= Игроки в гольф-1 ] - Сьюзен Элизабет Филлипс

Наоми повела их в уютную комнату, ступая, по мнению Холли Грейс, вразвалку сверх всякой меры, ведь у нее шел всего лишь пятый месяц беременности. Холли Грейс ненавидела ту зависть, которая поднималась в ней всякий раз, когда она наблюдала, как Наоми ковыляет, и ничего не могла с собой поделать, несмотря на то что Наоми была одной из лучших ее подруг еще со времен Дерзкой девчонки. Ведь всякий раз, глядя на Наоми, она не могла не вспоминать, что, если вскоре не родит ребенка, утратит этот шанс навсегда.

— ..поэтому она собирается посадить меня по науке, — заключил Тедди из кухни, куда они с Наоми отправились подкрепиться.

— Но это же варварство, — отвечала Наоми. Некоторое время поурчал миксер и перестал. — ..Думаю, тебе надо обратиться с петицией к самому. Налицо нарушение твоих гражданских прав. Я поговорю с Беном!

— Хорошо, — сказал Тедди. — Думаю, и так ма навлекла массу неприятностей с учительницей.

Минутой позже они вышли из кухни — Тедди с бутылкой фруктовой газировки в руке, а Наоми с земляничным коктейлем «Дайкири» для Холли Грейс.

— Ты слышала об этом странном проекте с казнями насекомых в школе у Тедди? — спросила Наоми. — На месте Франчески я обратилась бы в суд, обязательно обратилась бы!

Холли Грейс сделала глоток «Дайкири».

— Думаю, у Франчески на уме сейчас есть вещи поважнее.

Наоми улыбнулась, а потом взглянула в сторону Тедди, отправившегося в спальню за шахматами Бена.

— Ты думаешь, Франческа на это решится? — прошептала она.

— Трудно сказать. Видя, как Франческа катается по полу в своих джинсах и дурачится с Тедди, это может показаться невозможным. Но когда ее что-нибудь расстраивает и у нее на лице появляется тот прежний надменный взгляд, начинаешь вспоминать о голубой крови ее предков и думать, что все это вполне возможно.

Наоми, сложив ноги наподобие беременного Будды, расслабилась у кофейного столика.

— В принципе я против монархии, но, должна признаться, принцесса Франческа Бранкуцци — подлинная принцесса…

Тедди вернулся с шахматами и начал расставлять их на кофейном столике.

— Га этот раз сосредоточься, Наоми, а то тебя будет так же просто обыграть, как ма.

Когда во входную дверь неожиданно трижды резко постучали, все вскочили с мест.

— Ну, милая, — промолвила Наоми, опасливо взглянув на Холли Грейс, — я знаю только одного человека, который стучит подобным образом.

— Не смейте впускать его, пока я здесь! — Холли Грейс дернулась вперед, расплескав на белоснежный костюм земляничный «Дайкири».

— Джерри! — завопил Тедди, ринувшись к дверям.

— Не открывай! — подскочив, прокричала Холли Грейс. — Не открывай, Тедди!

Но было слишком поздно. Через жизнь Тедди Дея прошло не так много мужчин, чтобы пренебречь шансом побыть в компании любого из них. Холли Грейс не успела его остановить, и мальчик распахнул двери.

— Привет, Тедди! — воскликнул Джерри Джеффи, протягивая ему свои ладони. — Как дела, мужик?

Тедди хлопнул ему по рукам своей маленькой пятерней:

— Привет, Джерри! Тебя не было видно пару недель. Ты где пропадал?

— В суде, малыш, защищал кое-кого из людей, немного повредивших завод ядерных материалов в Шорехаме.

— Ты выиграл?

— Можно сказать, сыграл вничью.

Джерри ни разу не пожалел о решении, принятом в Мехико перед возвращением в Штаты десять лет назад, — решении явиться в судебные органы, снять с себя сфабрикованные полицией обвинения в занятиях наркобизнесом и затем пойти в школу юристов. Он увидел, как лидеры Движения один за другим изменили направление: душа Элдриджа Кливера уже не тот кусок льда — теперь он посвятил себя Иисусу; Терри Рубин подлизывается к капиталистам и делает для них черную работу; Бобби Сил продает соус для барбекю. Эбби Хофман занят все тем же, но серьезно увяз в судах по разным экологическим делам, и многие из них довелось вести Джерри Джеффи, последнему из радикалов шестидесятых — последнему, кто может напомнить об опасности ядерной зимы. Приняв все это близко к сердцу, Джерри решил, что на его плечи навалилось будущее, и чем тяжелее был груз ответственности, тем больше он паясничал.

Чмокнув Наоми в щеку, он наклонился и заговорил, обращаясь прямо к ее животу:

— Послушай, детка, с тобой говорит дядя Джерри! Мир летит ко всем чертям. Оставайся там, покуда сможешь!

Тедди решил, что все это безумно забавно, и начал кататься по полу, повизгивая от смеха. Это, естественно, привлекло к нему внимание всех взрослых, и он засмеялся еще громче, но в конце концов начал вызывать раздражение. Наоми считала, что детям нужно позволять самовыражаться, поэтому она не стала делать ему замечание, а Холли Грейс, которая так вовсе не считала, была слишком поглощена впечатляющим видом плеч Джерри, распирающих швы его поношенной кожанки, чтобы призвать Тедди к порядку.

Еще в восьмидесятом году, вскоре после сдачи экзаменов на адвоката, он перестал стричься в стиле «афро», но продолжал ходить с длинными волосами; они и сейчас падали поверх его воротничка, уже тронутые сединой. Под кожанкой был надет обычный для Джерри наряд — свободного покроя брюки цвета хаки и хлопчатобумажный рабочий свитер. На воротничке куртки красовался значок с надписью: «Нет ядерному оружию!»; рот — как всегда чувственный, нос — орлиный, горящие глаза — черны. Именно глаза и покорили год назад Холли Грейс Бодин; случилось это, когда оба они оказались на одной из вечеринок, устроенной Наоми.

Холли Грейс и до сих пор толком не могла объяснить себе, что заставило ее влюбиться в Джерри Джеффи. Конечно же, не его политика. Она искренне верила, что для Соединенных Штатов важно иметь сильную оборону, а такая точка зрения вызывала его гнев. Они неистово спорили о политике, и обычно это заканчивалось самыми невероятными яростными любовными схватками, в которых ей довелось принять участие в последние годы. Для Джерри и в обществе существовало мало запретов — еще меньше их было для него в спальне.

Но ее влечение к нему не сводилось к сексу. Во-первых, он и физически был так же активен, как она. За три месяца их романа они успели поучиться прыгать с парашютом, сходили в горы и даже попытались заняться дельтапланеризмом. Быть с ним — значило участвовать в нескончаемых приключениях. Ей нравилась та возбужденная атмосфера, которую порождал его дух. Ей нравились его страстность и фанатизм, то, как он ел, его заразительный смех, его бесстыдная сентиментальность. Однажды, войдя в комнату, она увидела, что он плачет, глядя по телевизору какую-то рекламу фирмы «Кодак», а когда начала над ним подсмеиваться, он не счел нужным оправдываться. Она даже полюбила его мужской шовинизм. В отличие от Далли, который, несмотря на свои добрые старые манеры, был самым свободным из всех известных ей людей, Джерри придерживался тех идей о взаимоотношениях мужчин и женщин, которые были свойственны пятидесятым годам. И Джерри всегда очень сбивало с толку, когда она противоречила ему, утверждая равноправие мужчин и женщин; он был настолько удручен, что не соглашался с одним из самых основополагающих принципов всей социальной революции.