Книга Арбалетчики князя Всеслава - Безбашенный

– А чего, кстати, восстание-то на убыль пошло? – допытывается Серега. – Ведь такая месиловка была!

– Так римляне вроде попритихли и особо не активничают, – предположил Володя – и резонно, судя по нашим сведениям.

– Обосрались, что ли? Или осеннее обострение закончилось?

– Или подготовка к весеннему намечается.

– А чего у них весной будет?

– Новый год, кажется, – припомнила Юлька. – Он у них вроде первого марта начинается…

– Точно, я и забыл! – припомнил теперь и я. – Тогда понятно.

– Чего понятно-то? – поинтересовался Володя.

– У них же все важные шишки на год избираются – консулы там, трибуны и все прочие квесторы с эдилами, – пояснил я. – И те их чинуши, которых назначает сенат, тоже назначаются на год. Каждый год – новые.

– И чего?

– Так до первого ж марта уже недалеко. Выборы у них на носу. Ну и новые назначения тоже. Все ждут результатов.

– Так то ж в Риме. А тут? Тут же война!

– Так ведь и сюда тоже новых наместников назначат. Могут, конечно, и этого Гельвия оставить, но это маловероятно. Отличиться ему не удалось, да и не любит сенат продлевать полномочия без необходимости. Обычно назначают новых. Ну и какой смысл Гельвию сейчас напрягаться? Сам он отличиться уже не успеет, а подготавливать триумф или овацию кому-то другому – оно ему надо?

– А иберы? Гребут их амбиции и обиды Гельвия? Чего ж не вломить ему сейчас, когда он на все хрен забил?

– Они тоже ждут результатов.

– А им-то с хрена ли их ждать?

– А смотря кого назначат. Помнишь, Ремд разжевывал? Если сципионовского кого-то – нехрен и воевать, добазарятся с ним и так. Если катоновского опять – тогда да, пойдет мясорубка по новой. Но надеются на назначение сципионовского – катоновский-то облажался.

– Стоп, Макс, ты все-таки чего-то путаешь, – вмешалась вдруг Юлька. – Какие назначения? Ты же сейчас о преторах говоришь, а не о мелких чиновниках?

– Ну да, о преторах. А что не так-то?

– Так их же не назначают, а выбирают на собрании, как и консулов – я у Тита Ливия «Историю Рима» когда перечитала, то этот момент как-то запомнился. Он там про каждый следующий год начинал повествование с выборов консулов и преторов. Потом они, если не было особого решения собрания, провинции между собой сами распределяли – или договаривались, или по жребию, как получалось.

– Ну, значит, Ремд нам упрощенно объяснял.

– Нихренассе – упрощенно?! Ну ты, Макс, и даешь! Это же принципиальная разница!

– Да ладно тебе! Ты же не хуже меня знаешь, что нынешние римляне – народ сугубо крестьянский. Колхозники, если нашим современным языком говорить. Что они понимают в той политике? Это ведь только на своей кухне за рюмкой чая каждый из нас гениальный политик – ага, непризнанный только. А если не на кухне, если всерьез? Вот собираются эти колхозники на собрание чего-то там решать – а чего им решать-то? Ты сама-то веришь в то, что они там сами разрабатывают все эти проекты выносимых на голосование решений?

– Ну, кто-то же разрабатывает…

– Да не кто-то, а в основном тот же сенат и те же правительственные шишки. Что они там предложат и как сформулируют – так и будет на голосование вынесено. А колхозникам разбираться некогда, им проще проголосовать за то, что знающие вопрос люди предложили. Им же даже времени-то на обдумывание вопроса никто толком не дает. Ораторы орут, толпа колхозников развешивает ухи и внимает, и вопрос – исключительно в той формулировке, в которой и озвучен – безо всяких обсуждений сразу же ставится на голосование. Так что фактически, с учетом всех этих хитростей – считай, что это так или иначе замаскированное под выборы назначение.

– Ну, в отдельных случаях – может быть. В одном месте мне у Ливия в самом деле попалось, что один из вновь избранных преторов был жрецом и не мог отлучаться из Рима, и тогда сенат предписал преторам метать жребий о провинциях так, чтобы этому жрецу досталась городская претура. Но это – единственный случай.

– Единственный известный и попавший в историю, – поправил я ее. – Его, как я понимаю, никто и не скрывал – дело-то вполне официальное и обоснованное религиозным культом. Но разве это означает, что не было «договорных жеребьевок» втихаря? Вот сама прикинь – во-первых, само голосование. Клиенты в Риме голосуют так, как им укажет их патрон, и это считается в порядке вещей. А во-вторых – подсчет. Помнишь, сколько у нас бывало не столь уж давних скандалов по поводу подсчета голосов на выборах? Да даже и раньше – Сталину тоже ведь приписывают фразу «Неважно, кто и как проголосует, важно, кто и как подсчитает голоса». Да и повсюду наверняка такая же хрень. Почему бы и не в Риме? Скажут, допустим, кандидату втихаря, что если хочет избраться, то вот ему условия при «жеребьевке» провинций, и если согласен и клянется в этом, то может уже готовить тогу с широкой пурпурной каймой и пурпурный плащ «императора».

– Ну, может быть и так, но ведь не всегда же!

– Не всегда, конечно, но наверняка частенько. Дело-то ведь серьезное, не просто меряние хренами, тут уже об общегосударственных интересах речь. Пришлют кого не того – провинцию вообще потерять могут. Поэтому думаю, что там исходно все просчитывают и предлагают нужных. Если предложат сципионовских – будут сципионовские, предложат катоновских – будут они.

– Насчет сципионовских я въехал, а катоновские – что за звиздобратия? – не понял Серега.

– Ну, из группировки сенатора Катона, – пояснил я.

– Это какой из Катонов? – спросила вдруг Юлька.

– Тебе виднее, раз ты ливиевскую «Историю Рима» штудировала – я-то ведь у него только «Войну с Ганнибалом» осилил.

– А я не запомнила. Так который?

– А я откуда знаю? Знаю, что был Старший и был Младший, но вот который из них сейчас воду мутит…

– Да я не про это. Тот или нет?

– Ага, он самый, Марк Порций…

– Он самый – это который? – спросил Володя.

– Очень известный и влиятельный сенатор, – принялась просвещать его наша доморощенная историчка. – Борец против роскоши и безнравственности, за бережливость и старые добрые порядки, за честность…

– Ох, и попали же римляне, гы-гы! – хохотнул Серега. – Покажет он им теперь мать Кузьмы!

– Не одним только им, – буркнул я. – Этот долботрах ее всем покажет.

– А че так?

– Это тот самый Катон.

– Который – тот самый?

– Который «Карфаген должен быть разрушен»…

Даже у нашего испанца вырвалась не его обычная «Каррамба!», а наша универсальная «Мыылять!». А что ж тут еще скажешь?

– Так нескоро же еще вроде, – проговорил Володя. – Он сам-то хоть знает, что он – тот самый?