Книга Тайны Нельской башни - Мишель Зевако

Едва Маленгр запер дверь на два оборота, как Жийона приоткрыла глаза, приподняла голову, прислушалась, встала и подбежала к шкафу, из которого, выдвинув другую планку, вытащила еще одну, гораздо более внушительную, чем первая, шкатулку, которая была набита золотыми монетами. Упав на колени, Жийона начала перебирать, гладить эти монеты, передвигать с одного места на другое, говорить с ними.

– И он еще хотел нас с вами разлучить, дорогие мои экю! Что бы вы без меня делали? В каких убогих кабаках оказались бы?.. Ваши братья ушли, бедняжки!.. Но знайте, их жертва была не напрасной! Конечно, мне жалко с ними расставаться, но их мало, а вас, мои милые, столько, сколько одетых во все золотое лучников в роте. Потерпите, я уже знаю, чем смогу заполнить эти пустоты…

Она тщательно закрыла свой тайник и, оставив шкаф открытым, словно в нем ничего и не было, повернулась к двери, за которой исчез Маленгр, погрозила ей кулаком и произнесла сквозь зубы:

– А с тобой, Симон Маленгр, я еще поквитаюсь!

XXXVIII. Колдунья

С наступлением ночи окрестности кладбища Невинных обычно пустели, и редкие прохожие осмеливались пройти вдоль живой изгороди. Но со времени последнего танца мертвецов (или Пляски Смерти) это безлюдье стало еще более ощутимым. Даже те, что присутствовали при этом мрачном зрелище и, следовательно, могли быть совершенно уверены в том, что персонажами танца были вовсе не призраки, даже они, повторимся, теперь испытывали дикий страх. Как бы то ни было, с заходом солнца дома в этом квартале закрывались, а их обитатели старались не выходить на улицу.

Так как уже смеркалось, Миртиль зажгла свечу. Мабель расхаживала взад и вперед по своей лаборатории. Но на сей раз она не работала над чем-то таинственным, а просто-напросто готовила ужин в печи, где столько раз прежде кипятила травы, бормоча заклинания.

В ней произошли странные изменения. Черты лица обрели новую молодость, походка и движения стали более легкими, глаза блестели мягким светом, на посвежевших губах играла несказанной нежности улыбка. Она была весела и мурлыкала себе под нос некий любовный напев… То была уже не Мабель, но Анна де Драман, сиявшая былой красотой, разве что поседевшие волосы указывали на то, что по красоте этой прошлись годы, да неизгладимые морщины, избороздившие это лицо, свидетельствовали о перенесенных ею страданиях. Но те немногие обитатели Лувра, которым доводилось видеть это лицо под маской, увидь они его сейчас открытым, ни за что бы не узнали эту женщину.

– Давай-ка к столу, – проговорила она весело, подходя к Миртиль и обнимая ее.

– Добрая матушка! – прошептала девушка.

– Да, твоя матушка, твоя настоящая мать. Разве не дочь ты мне, если приходишься невестой моему сыну, если любишь его, как люблю его я? А я ведь едва тебя не убила… Если бы не ты, не твоя неустрашимость, не твоя ангельская прозорливость…

– Не будем больше об этом, прошу вас, – сказала Миртиль, вздрогнув от этого воспоминания.

– Хорошо, но ты можешь рассказать мне о нем! К сожалению, ты знаешь его лучше, чем я. Я и видела-то его лишь мельком, и при каких обстоятельствах, великий Боже! Чтобы затащить в самую ужасную из ловушек…

И у них состоялся долгий и приятный разговор, в котором речь шла только о Буридане. Для влюбленной девушки то есть неисчерпаемая тема – говорить о том, кого она любит, но нечасто удается найти слушателя, готового терпеливо выслушивать дифирамбы, воспевающие достоинства и добродетели ее возлюбленного. Здесь же, напротив, слушательница была еще более неутомимой, так что беседа вполне могла затянуться и до утра. И так как, в общем и целом, мать и невеста Буридана повторяли лишь те тысячи пустяков, из которых состоит двойная песня материнской и девичьей любви, мы заменим этот разговор, каким бы интересным он ни казался, следующим многоточием:

…………………………………………………………………

Вышеприведенное многоточие соответствовало примерно двухчасовому промежутку времени.

По прошествии этих двух часов спустилась кромешная тьма, и Мабель принялась рассуждать о том, что можно было бы сделать теперь, когда она нашла Буридана.

– Мы могли бы бежать все вместе, втроем, – сказала она. – Я богата, или, по крайней мере, имею достаточно денег для того, чтобы предпринять долгое путешествие и несколько лет жить совершенно беззаботно. Мы поедем в Бургундию, а если потребуется, то и дальше…

– Тогда бы мне пришлось, – прошептала Миртиль, побледнев, – навсегда покинуть отца… на что я пойти не могу, да и Буридан этого не захочет… и потом… мою мать!..

– Твою мать, дитя?! Королеву Маргариту? Как можешь ты называть матерью эту женщину, которая носит в своем сердце столь ужасные чувства?..

Миртиль приложила ладонь ко рту Мабель.

– Молчите! – взмолилась она. – Что бы она ни делала, говорила или думала, она все же мать мне и…

В этот момент дверь жилища сотрясли неистовые удары. В тот же миг Мабель вскочила на ноги. Затушив восковую свечу, она подбежала к окну.

– Кто эти люди? – пробормотала она. – Что им нужно? Не за мной ли они пришли? Никто на свете не знает, что я прячусь здесь… Не дрожи, доченька. Эти люди, вероятно, ошиблись.

У двери дома с привидениями собрались человек пятнадцать лучников. Мабель отчетливо видела их при лунном свете. Сердце ее застучало быстрее, и она вцепилась в решетку окна. Внизу вновь раздались удары; дверь уже едва держалась на петлях. Ни один из соседей даже не выглянул, чтобы посмотреть, что происходит.

– Говорю тебе, эти люди ошибаются, – проворчала Мабель. – Им нужна вовсе не ты. Может быть, я, кто угодно, но только не ты!

И она захрипела от страха, так как она поняла, услышала, как лучники клеймят на чем свет стоит колдунью Миртиль! И девушка тоже это услышала!

– Матушка! Добрая матушка! Спасите меня!

– Этого не может быть, это сон! – прошептала Мабель, отбрасывая со лба пряди седых волос. – Как же так? У меня на глазах они арестуют ту, которая спасла моего сына! И они ее убьют! А мой сын… мой сын этого не вынесет!..

– Матушка, добрая матушка, слышите? Они выбивают дверь!

Наполовину обезумев, Мабель потащила Миртиль в ту комнату, что служила ей лабораторией.

– Скорее! – выдохнула она. – Послушай: ты останешься здесь. Сиди тихо. Подожди, пока я тебя выпущу. Или же, если они меня заберут, жди, сколько будет нужно… но меня они не заберут!

Произнося эти слова лихорадочным голосом, она чуть отодвинула в сторону доски, на которых стояли флаконы; открылась своего рода ниша, в которой вполне мог поместиться один человек.

Подталкиваемая Мабель, Миртиль забилась в эту нишу, и мать Буридана, закрыв дверь этого убежища, вернула доски на место. Вход в убежище отныне был невидим.

Мабель надела на лицо маску, которую обычно носила, и принялась ждать. Вскоре до нее донесся шум шагов: по лестнице осторожно поднимались несколько человек. Затем она увидела за окном свет факелов, которые зажгли лучники. И тогда, перебарывая страх, от которого ее всю трясло, она направилась к двери лаборатории и, не дожидаясь, пока ее выбьют, распахнула дверь настежь.