Книга Провинциальная «контрреволюция». Белое движение и гражданская война на русском Севере - Людмила Новикова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Панику на население края наводило то, что отряд, ограбив село один раз, нередко возвращался, и реквизиции, пытки и расстрелы начинались заново. Так, село Усть-Цильма, административный центр Печорского уезда, впервые подверглось разгрому в середине сентября 1918 г., когда красноармейцы Мандельбаума арестовали и частично расстреляли членов местной администрации, реквизировали наличность уездного казначейства и имущество богатых жителей села. После недолгого постоя отряд отправился дальше. Однако через две недели, когда в Усть-Цильму с низовьев реки Печоры пришла баржа с хлебом, пароход с красноармейцами появился вновь. Отряд захватил продовольственный склад потребительского кооператива и провел новую серию арестов и реквизиций. Возмущение действиями Мандельбаума на Печоре стало повсеместным, когда накануне отступления командование отряда отдало приказ сжигать склады с хлебом, который нельзя было вывезти. Это вызвало всеобщий протест в крае, где привозной хлеб имелся в недостаточном количестве. Жители печорских сел стали организовывать добровольные отряды самозащиты, вооружаясь имевшимися на руках примитивными берданками. Они слали в Архангельск настойчивые просьбы прислать подкрепления и оружие для отражения красных набегов[785].
Обстоятельства возникновения вооруженных крестьянских отрядов на Севере России напоминали причины появления «зеленого» движения[786]. Однако стремясь, как и «зеленые», защититься от реквизиций и отомстить обидчикам, северные крестьяне не желали оградить деревню от любого внешнего вмешательства или в принципе от Гражданской войны между белыми и красными. Напротив, они всеми силами пытались заручиться покровительством и поддержкой одной из сторон.
Помощь извне нужна была прежде всего для того, чтобы не допустить перемещения линии фронта. Частый переход деревень от противника к противнику грозил крестьянам новыми военными разрушениями, грабежами и репрессиями за сотрудничество с врагом. На нехлебородном Севере спорные волости также чаще страдали от голода, так как враждующие правительства не хотели снабжать продовольствием «чужие» деревни[787]. Поэтому крестьянские повстанческие отряды стремились получить признание и помощь со стороны властей, тем самым превращаясь из «зеленых» формирований в белых или красных партизан.
Несмотря на то что советская историография делила партизанские отряды на красные – «бедняцкие» и белые – «кулацкие»[788], социальные факторы далеко не всегда определяли выбор «своей» стороны. Например, в первые недели существования Северной области более бедные волости были, напротив, склонны поддерживать белых в расчете на лучшее снабжение привозным продовольствием. В свою очередь, случалось, что более богатые села симпатизировали советам.
Имущественные различия могли толкать односельчан к поддержке враждующих сторон в Гражданской войне, если они накладывались на уже существовавшие в деревне конфликты. При этом ярлыки «красный» и «белый» нередко становились способом для сведения личных счетов. Либеральный публицист А.С. Изгоев, направленный в начале 1919 г. «по мобилизации буржуазии» на возведение красных укреплений под станцией Плесецкая на Архангельской железной дороге, позже вспоминал о своем разговоре с крестьянкой в арестантском вагоне. Женщина сквозь слезы шептала случайному попутчику, что после прихода красных односельчане, имевшие виды на зажиточное хозяйство, донесли на ее мужа, что он давал подводы белым. Добившись ареста мужа, соседи затем без труда избавились от оставшейся на хозяйстве женщины, традиционно имевшей уязвимое положение в крестьянском мире. «[Т]ы, говорят, белым сигналы показывала», – утверждали односельчане, со слов крестьянки. Оказавшись после этого под арестом, она особенно сокрушалась о судьбе троих малолетних детей: «Обидят их соседи, сведут последнюю корову»[789]. Таким образом, борьба между белыми и красными отчасти обострила внутренние конфликты в деревне.
В свою очередь, крестьяне на белой территории также не стеснялись вовлекать власть во внутридеревенские споры. Например, крестьяне Дениславской волости Онежского уезда М. Малышев и О. Сандровский добились того, чтобы в губернскую тюрьму были направлены их односельчане А.Н. и Д.Н. Малышевы. Во время краткосрочного пребывания в волости красных два брата возглавляли соответственно волостной исполком и поселковый комитет бедноты. Но главное, они не только являлись «сторонниками большевистской власти» и произносили речи «большевистского направления», но и «принимали участие в реквизициях у граждан хлеба и имущества», от которых, вероятно, пострадали сами истцы[790]. Одинаковая фамилия истца и обвиняемых говорит о том, что первопричиной конфликта мог быть спор между родственниками. Подобные деревенские тяжбы нередко заставляли крестьян искать убежища в партизанских отрядах по другую сторону фронта.
Служба в противоположных армиях, в свою очередь, влекла за собой новые переделы имущества. В типичном постановлении крестьянского схода Ростовской волости Шенкурского уезда 196 присутствовавших домохозяев признали перебежавших к красным Александра Шалагина и Антона Константинова с семьей «большевиками». Поэтому решено было их «исключить из среды нашего общества и лишить их землепользования душевым наделом». Семью другого «большевика» – Антона Деткова – ростовчане выселили из дома[791]. Таким образом, порой не бедные крестьяне примыкали к большевикам, а наоборот, примкнувшие к большевикам становились бедняками, теряя свою собственность в деревне.