Книга История Англии для юных - Чарльз Диккенс

Назавтра графа повели казнить на Тауэр-Хилл

Парламент сделал и следующие важные шаги, не менее смелые и решительные (чем казнь Страффорда), которые объяснялись тем, что король так непомерно и долго превышал власть. Всех шерифов и чиновников, незаконно собиравших с людей корабельные деньги и другие налоги, стали называть делинквентами, вынесенный Хэмдену приговор отменили, с судей, которые вынесли этот обвинительный приговор, взяли обещание впредь считаться с парламентом, а одного судью арестовали на заседании Высокого суда и отвели прямо оттуда в тюрьму. Лода обвинили в измене, бедолаг, пожертвовавших своими ушами и носами, к всеобщей радости выпустили на свободу, а кроме того, был принят билль об избрании парламента раз в три года, и в нем говорилось, что народ вправе созвать его своей властью, если этого не сделали король и его чиновники. События эти вызвали много шуму и радости, и вся страна пришла в неописуемое волнение. Парламент, конечно, пользовался такими настроениями и подливал масла в огонь, но вам всегда следует помнить, что король целых двенадцать лет нарушал, где только мог, интересы людей. Все это время обсуждался вопрос о том, следует ли сидеть в парламенте епископам, — больше всего против них возражали шотландцы. Англичане тут разделились: некоторые колебались и поддерживали в данном вопросе короля, разочаровавшись в парламенте, необдуманно пообещавшем отменить почти все налоги.

Я убежден, что если бы в этот или любой другой период своей жизни король внушал бы доверие хоть одному пребывающему в здравом рассудке человеку, он бы спас свою жизнь и остался на троне. Но английская армия была распущена, а он снова вступил в сговор с офицерами и выдал себя, подписав сочиненную ими петицию, заклеймившую парламентских лидеров. Когда была распущена и шотландская армия, король за четыре дня домчался до Шотландии — по тем временам неправдоподобно быстро, — чтобы поучаствовать в еще одном заговоре: таком запутанном, что понять, в чем была его суть, невозможно. Одним кажется, что король хотел подкупить парламент Шотландии, и сумел подкупить многих шотландских лордов и влиятельных людей подарками и почестями. Другие полагают, будто ему нужны были доказательства того, что лидеры английского парламента предательски звали на помощь шотландцев. Но зачем бы он ни ездил в Шотландию, ничего хорошего из этого не вышло. По наущению графа Монтроза, негодяя, отбывавшего тюремный срок как заговорщик, король пытался похитить трех шотландских лордов, сумевших сбежать из темницы, Парламентский комитет из Англии, направленный вслед королю для наблюдения за ним, написал отчет об «Инциденте» — так назвали эту историю, — и парламент опять забурлил, и от страха, скорей всего напрасного, обратился к главнокомандующему графу Эссексу с просьбой выделить для него охрану.

Плел ли король заговор и в Ирландии — точно не известно, но вполне возможно, что и он и королева мутили там воду, сохраняя какие-то отчаянные надежды склонить на свою сторону ирландский народ, подбив его на мятеж. Так оно или нет, но ирландцы взбунтовались отчаянно и буйно и при попустительстве своих священников творили такие невообразимые жестокости в отношении многих англичан, не разбирая ни их пола, ни возраста, что лишь клятвы очевидцев заставляют этому верить. Неизвестно, сто или двести тысяч протестантов полегло от этого бунта, очевидно только, что был он едва ли не самым беспощадным и варварским среди всех, что поднимали дикари.

Король прибыл домой из Шотландии полный решимости вступить в великую драку за утраченную власть. Он поверил, что благодаря дарам и благам, которыми он осыпал Шотландию, она встанет на его сторону, к тому же лорд-мэр Лондона дал в его честь восхитительный обед, и ему показалось, будто англичане снова стали к нему благосклонней. Однако лорд-мэр — еще не народ, и король быстро понял, как он ошибся.

Пускай не так быстро, но многие в парламенте встали возражать против знаменитого документа, написанного Пимом, Хэмденом и другими, получившего название «Ремонстрация»: там были перечислены все незаконные деяния короля, но из вежливости вина за них полностью возлагалась на его дурных советчиков. Тем не менее, получив эту бумагу, король счел, что у него пока еще достаточно власти, чтобы уволить коменданта Тауэра Бэлфора и поставить на его место одного человека с очень дурной репутацией. Палата общин тут же высказалась против, и король отказался от этого назначения. Между тем, народ все громче роптал на епископов, а дряхлого архиепископа Йоркского чуть не убили по дороге в палату лордов, — толпа набросилась на него и сбила с ног за то, что он сдуру одернул крикуна-мальчишку, вопившего: «Долой епископов!» Тогда, собрав всех оказавшихся в городе епископов, архиепископ предложил им подписать декларацию, в которой говорилось, что их присутствие в парламенте связано с угрозой жизни, а раз они не могут долее исполнять свой долг, то вынуждены считать незаконным все происходящее там в их отсутствие. Епископы попросили короля передать их послание палате лордов, и он послушался. Тогда палата общин, объявив изменниками всю эту компанию епископов, отправила их в Тауэр.

Но король не извлек урока и из этой истории, пошел на поводу у одной умеренной парламентской партии, не согласной с такими крайностями, и третьего января 1642 года совершил поступок, опрометчивей которого не совершал ни один смертный ни до, ни после него.

Действуя по собственному разумению, без советчиков, король направил в палату лордов генерального прокурора с обвинением в измене самых видных и ненавистных ему лидеров парламента: лорда Кимболтона, сэра Артура Хейзелрига, Денцила Холлиса, Джона Пима (прозванного благодаря своему влиянию и внушительному виду Королем Пимом), Джона Хэмдена и Уильяма Строда. Король приказал опечатать бумаги этих людей у них дома. Одновременно он послал своего представителя в палату общин с требованием немедленной выдачи пятерых ее членов. Палата ответила, что это будет сделано лишь после предъявленного по закону обвинения, и разошлась на перерыв.

Назавтра палата общин оповестила лорда-мэра о том, что король покушается на ее привилегии, и значит, все остальные тоже в опасности. И тогда пятеро членов палаты скрываются, и король сам является на заседание в сопровождении стражи и двух-трех сотен дворян и солдат, многие из которых вооружены. Оставив их за дверью, он с племянником входит в палату, снимает шляпу и направляется к креслу спикера. Спикер поднимается, король стоит напротив него, спокойно оглядывается по сторонам и говорит, что пришел за теми пятерыми. Все молчат, и он выкликает имя Джона Пима. Все молчат, и он выкликает имя Денцила Холлиса. Все молчат, и тогда он спрашивает у спикера палаты, где эти пять человек. Спикер, преклонив колени, благородно отвечает, что он слуга этой палаты, и потому глаза его видят, а уста изрекают только то, что она ему приказывает. Король, все более озадаченный, отвечает, что сам отыщет этих людей, потому что они изменники, и уходит, держа в руке шляпу, под нарастающий гул голосов.

Никакими словами не описать лихорадочной суеты, тут же начавшейся за дверями парламента. Пятерых членов палаты для безопасности спрятали на Коулмэн-стрит в Сити и охраняли всю ночь, и весь город бодрствовал с оружием в руках, точно армия. В десять утра король, струхнув, пошел в Гилдхолл, взяв с собой всего полдюжины лордов, и обратился к народу с речью в надежде, что от него не станут скрывать тех, кого он назвал изменниками. На следующий день он издал указ о выдаче пятерки, но парламент и ухом не повел: он стал готовиться к их торжественному возвращению в Вестминстер, ожидавшемуся через пять дней. Король, жалея о своем безрассудстве, из соображений безопасности покинул дворец в Уайтхолле и перебрался с женой и детьми в Хэмптон-Корт.