Книга Мое самодержавное правление - Николай I

Государь, со дня прибытия к Варне, имел постоянное пребывание на корабле «Париж», где, кроме морских чинов, помещались и все окружающие его лица. Близко следя за всем происходящим в осаде, где подступы к крепости с успехом подвигались вперед, государь почти ежедневно выезжал на берег, как для совещаний с гр. Воронцовым, так и для осмотра постепенно подходящих гвардейских войск.

В особенности заботил царя высланный уже на южную сторону отряд; выбежавшие из ближайших окрестностей, болгары положительно утверждали, что турецкий корпус паши Омер-Врионе идет по дороге из Правод и занял дер. Гаджи-асаклар в 18 верстах от места расположения отряда генерала Головина. Все эти тревожные известия не остановили, однако же, государя в решении своем лично обозреть его на месте.

4 сентября получено было о том извещение и на меня возложено было поручение сопровождать государя. Для сообщения от пристани с верхним отрядом проложена была торная дорога у самой подошвы высот, но она обстреливалась из крепости, и еще накануне несколько матросов, ехавших с обозом провианта, были на ней убиты.

Я не мог решиться вести по ней государя и по необходимости должен был избрать для следования едва доступную для верхового проезда тропу, которая вела на крутые высоты морского берега. Конвой из черноморских гвардейских казаков был собран у пристани, и 5 сентября утром государь, прибыв на катере, сел на простую казачью лошадь и приказал тотчас же вести его.

Едва поднялись мы по каменистым утесам мыса Галата-бурну, как мне пришлось отвечать на различные вопросы государя о положении отряда, а между тем, при малейшем невнимании, легко было потерять след тропы, которая совершенно исчезала во многих местах. Это привело в крайнее беспокойство сопровождавшего государя графа Бенкендорфа.

Подскакав ко мне, он строгим голосом повторял несколько раз: туда ли веду я куда следует? где отряд генерала Головина? и знаю ли я, какой подвергаюсь ответственности за малейшую оплошность? Не желая отвечать грубостью, я пришпорил лошадь и ускакал вперед для осмотра глубокого оврага, где, как я знал, придется просить государя сойти с лошади и спуститься пешком.

Благосклонность государя меня ободряла, между тем как грозный взгляд графа Бенкендорфа неотступно меня преследовал. Около 4 верст продолжался этот поезд, о трудности которого я еще на пристани доложил государю, и когда наконец выехал я на Бургасскую дорогу, то милостивое царское слово «Спасибо тебе» вполне вознаградило меня за неуместную недоверчивость графа Бенкендорфа.

Государь в подробности обозрел всю позицию верхнего южного отряда, здоровался с людьми каждой роты и, лично указав место для постройки укрепления, тем же путем и на той же казачьей лошади возвратился чрез несколько часов к пристани для отплытия на флот.

В тот же вечер против передовых постов отряда показались неприятельские разъезды, а через день две роты лейб-егерей и финляндцев со взводом улан, посланные для фуражировки, были внезапно окружены в лесу многочисленною турецкою кавалерией, но, храбро отстреливаясь, пробились сквозь нее с небольшою потерей.

Не оставалось более сомнения в приближении корпуса паши Омер-Врионе. Для ближайшего раскрытия неприятеля была предпринята рекогносцировка по Праводской дороге к дер. Гаджи-асаклар с особым отрядом из лейб-гвардии Егерского полка и 2 эскадронов кавалерии с 2 орудиями.

По особому, присланному с корабля «Париж» повелению начальство над этим отрядом вверено явившемуся за несколько дней перед тем к генералу Головину, полковнику польской службы флигель-адъютанту Залусскому.

Выбор этот был не только неудачен, но даже пагубен. Не зная ни войск, ему вверяемых, ни той трудной лесистой местности, по которой наступал неприятель и поэтому требовавшей крайней осторожности в действиях, полковник Залусский пренебрег всем, и своею оплошностью, если не более, подверг истреблению весь гвардейский Егерский полк.

Я не описываю этого рокового, кровавого дня, в который несчастные егеря трупами своими покрыли всю дорогу, ведущую к деревне Гаджи-асаклар. Он с полною правдивостью описан в сочинении капитана Лукияновича о походе 1828 года, и еще с большею откровенностью сделано о нем заключение в особой французской брошюре, изданной генералом Головиным.

Странным может показаться только то, что при означенной рекогносцировке не находилось ни одного офицера Генерального штаба. Объясняется оно тем, что во всем южном отряде, разделенном на две части, состояло в то время только два офицера, а именно: гвардейского штаба поручик Львов и я.

Первый еще накануне отправления полковника Залусского был послан с казачьей партией к Камчику, откуда также показался неприятель. Я же с раннего утра был в нижнем отряде, где турки сделали сильную вылазку из крепости.

Пример гибельного для егерей дела доказал на опыте, какого внимания, осмотрительности и даже искусства требуют действия в лесах, где при закрытой местности ничто не должно ускользать от глаза начальника.

II

Известие о поражении гвардейского Егерского полка сильно встревожило государя и всю главную квартиру; без малейшего замедления приняты были меры к усилению южного передового отряда, которого состав, за понесенными потерями и за отделением войск собственно для блокады крепости, едва достигал до 3500 человек.

В течение 11 и 12 сентября перевезены были морем и высажены сначала лейб-гвардии Павловский и потом Лейб-гренадерский полки с одною артиллерийскою батареей, и весь отряд вверен генерал-адъютанту Бистрому.

Кроме того, составлен был особый кавалерийский отряд из 1-й бригады легкой гвардейской дивизии под командой генерал-адъютанта Сухозанета, который двинулся чрез переправу при Гебедже на Праводскую дорогу, стараясь войти в соединение с направленными из-под Шумлы к Варне войсками, с принцем Евгением Виртембергским.

Хотя князю Витгенштейну предписано было отделить из главной армии все, что только было возможно, но как после всех дел в течение лета и убыли от болезней двухбатальонные полки не составляли даже 1000 штыков, то принц Виртембергский выступил из Шумлы с одною слабою бригадой 19-й пехотной дивизии.

По соединении же с отрядом Сухозанета, который был усилен из Девно тремя пехотными полками, все силы, которыми мог располагать принц, не превышали 8476 человек.

Еще меньшее число людей имел под ружьем генерал Бистром, против которого стоял уже 40 000 турецкий корпус[313], сильно укрепившийся и готовый к бою.

Таким образом, несмотря на все подкрепления, частью высаженные морем, частью двинутые из-под Шумлы, оба отряда наши на южной стороне Варны составляли не более 15 000, то есть едва треть против неприятельского корпуса, подступившего с целью пробиться во что бы ни стало в крепость.