Книга Мечи легиона - Гарри Тертлдав

— Окажи мне услугу, — тихо сказал Скавр, стараясь, чтобы его мог услышать только один Вулгхаш. — Наложи чары на меч Виридовикса — вон того верзилы с рыжими волосами, — как ты сделал это с моим мечом, чтобы Авшар не напал на его след.

— С какой стати? Я не называл его своим другом. У меня нет никаких обязательств перед ним.

— Он мой друг.

— Насколько я понял, и Туризин Гавр — тоже. Меня это не касается, — холодно ответил Вулгхаш. — Пока Авшар преследует тебя, он не сможет преследовать меня. Вот так обстоят дела. Нет, я не стану выполнять твою просьбу.

— В таком случае, почему я должен позволить тебе спокойно уйти? Мы в состоянии задержать тебя здесь силой.

— Ну что ж, делай как считаешь нужным. Если ты надеешься вырвать у меня магию силой, не смею останавливать тебя. Попытайся! — Каждым своим жестом Вулгхаш выражал презрение к любому, кто нарушил бы клятву дружбы.

Марк почувствовал, как уши его запылали. В конце концов, каган изрядно пострадал из-за римлян. Марк не имел права силой заставлять Вулгхаша делать то, чего он не хотел делать по доброй воле.

— Поступай как тебе угодно, — молвил трибун, отступая в сторону.

На лице кагана появилось живое выражение.

— Если мы еще когда-нибудь встретимся, я хотел бы только одного: чтобы ты был моим другом. Моим настоящим другом. — Интонация, с которой Вулгхаш произнес последнюю фразу, сделала ее более чем понятной.

Попрощавшись таким образом с Марком, каган Иезда направился к табуну. Когда аршаум, чью лошадь Вулгхаш выбрал для себя, начал протестовать, Ариг отдал своему воину одну из собственных.

У лошади не было седла, но для Вулгхаша не составляло затруднений ездить верхом и без седла. Он махнул рукой Аригу, ударил лошадь пятками и поскакал в сторону гор.

Трибун вернулся к костру, но сесть для раненого оказалось не легче, чем встать.

— Ложись-ка, — велел ему Горгид. — Ты это заслужил.

Скавр растянулся на земле и уже начал было засыпать, когда одна мысль внезапно пришла ему в голову.

— Боги! — воскликнул он, махнув в сторону разверстого подземелья. — Сам Авшар в любой миг может появиться из этой дыры!

— Проклятие! — рыкнул Гай Филипп. — Все эти невероятные истории, наша встреча… Я совсем забыл об этом ходячем трупе. Сюда, наверное, бежит сейчас половина всех иездов Машиза.

Ариг быстро прикинул: уходить или сражаться.

— Уходим, — решил он.

Аршаумы свернули лагерь с быстротой, которая поразила даже римлян. Разумеется, подумал Скавр, кочевникам не приходилось иметь дела с инвентарем легионеров и их многочисленным имуществом. Аршаумам нужно было лишь свернуть шатры, оседлать лошадей и тронуться в путь.

Они отъехали недалеко, всего на пять или шесть километров к юго-западу от тоннеля. Теперь Машиз был скрыт горами Дилбата.

Хотя путешествие было коротким, но, покачавшись на спине степной лошадки, Марк и Гай Филипп побелели. Когда они наконец спрыгнули с седел, состояние Скавра настолько очевидно ухудшилось, что Горгид сказал повелительным, не терпевшим возражений тоном:

— Сбрось с себя эти тряпки, мне нужно осмотреть тебя.

Врач научился командовать не хуже офицера, и Марк машинально подчинился. Глаза Горгида слегка расширились, но грек был слишком хорошо воспитан, чтобы выдать свои мысли. Он прошелся руками по всей длине резаной раны, запоминая реакцию Скавра на каждое движение пальцев. При этом он бормотал себе под нос по-гречески:

— Краснота и опухоль, боль и жар… — Затем он заговорил со Скавром: — Твоя рана воспалилась.

— Ты не мог бы дать мне какое-нибудь лекарство, чтобы остановить воспаление? Я должен быть в состоянии сесть в седло.

Марку показалось, что Горгид даже не слышит его. Грек сидел, уставившись в огонь. Хотя дышал он глубоко и ровно, он казался отлитым из бронзы; его спокойное лицо застыло. Марк вдруг понял, что врач даже не моргает.

Горгид повернулся и коснулся руками груди трибуна. Его прикосновение было сильным, и оно задело то место, где боль была нестерпимой.

Скавр бессознательно открыл рот, чтобы вскрикнуть, но, к своему изумлению, обнаружил, что руки врача не принесли никакой боли. Скорее наоборот: Марк почувствовал, что резкая боль сменяется теплой волной покоя. На смену смертельной усталости приходило ощущение бодрости, которого Марк не знал с тех пор, как стал пленником Авшара.

Пальцы грека нашли то место в ране, откуда исходил самый сильный жар. При каждом уверенном, сильном нажатии трибун чувствовал, как жар и боль отступают.

Когда Горгид снял руки с раны, она превратилась в бледный длинный рубец, точно прошло уже несколько лет с той поры, как она зажила. Трибун потянулся так, что захрустели кости, и понял, что может двигаться свободно.

— Ты же не умеешь этого делать!.. — вырвалось у Скавра.

Врач открыл глаза. Его лицо осунулось от усталости, однако он сумел слабо улыбнуться.

— Разумеется, не умею, — отозвался он и повернулся к Гаю Филиппу. — Теперь, думаю, смогу разобраться и с тобой, если хочешь. Хотя по большей части это только пара синяков.

— Ты, должно быть, перепутал меня с Виридовиксом, — парировал ветеран. — Ну ладно, валяй, делай все, что умеешь, и я, так и быть, скажу тебе спасибо. Целитель ты там теперь или не целитель, с бородой ты ходишь или без бороды, но кое в чем ты совсем не изменился.

— Вот и хорошо, — отозвался Горгид, испортив старшему центуриону шутку.

Когда грек снова погрузился в транс, Марк прошептал Виридовиксу на ухо:

— Ты не знаешь, как он сумел обучиться этому?

— Ответ будет такой: и знаю, и нет. Я был при этом. Можно даже сказать, что я-то и послужил причиной, поскольку замерз почти до смерти, как сосулька. Но так как я пребывал… э-э… в замерзшем состоянии, то не сумел сделать пару записей для потомства. Я-то, дурак, думал, что ты сидишь в Видессе, в тепле и безопасности, а твоя Хелвис уже настругала тебе пять-шесть детишек. Одного взгляда на такую женщину достаточно, чтобы согреться даже в самую холодную ночь.

Гай Филипп зашипел, и это не имело никакого отношения к тому, что врач сильно сжал его локоть пальцами. Лицо Скавра внезапно помрачнело.

— Я сказал что-то не то? — спросил Виридовикс. — Похоже, так оно и есть. Опять я ляпнул невпопад. Прости!

— Не обращай внимания, — вздохнул трибун.

— У нас был год полный событий, — примирительно молвил Виридовикс. — Успеем еще обо всем переговорить.

— Только завтра, умоляю тебя! Я тоже хочу послушать, — проговорил Горгид. Закончив лечение Гая Филиппа, он еле держался на ногах. Глаза его закрывались.

Гай Филипп отдал врачу торжественный легионерский салют, выбросив вперед правую руку, сжатую в кулак.