Книга 50 знаменитых самоубийц - Елена Кочемировская

Известно, что к террору прибегают тогда, когда мирные средства не дают результата; террор – это политика тех, у кого нет другого способа быть услышанными (во всяком случае, по их мнению). Терроризм не возникает из ниоткуда; за ним всегда стоит какая-то мощная идея, способная увлечь людей настолько, что они готовы жертвовать ради нее свободой и даже жизнью. Печально, но идея терроризма привлекает прежде всего молодежь – самую романтичную и радикально настроенную часть населения.

В начале XX в. Россия переживала глубокий политический, идейный и духовный кризис, общество утратило точки опоры и появились личности, предлагающие свой план социальных преобразований. В том числе таких, которые были связаны с кровавыми политическими убийствами, публичными расправами и террором, который в основном практиковали члены левых организаций (народовольцы, эсеры, большевики, анархисты и пр.). В «большой террор» шли женщины, поляки, евреи – все, кто чувствовал себя «человеком второго сорта» в царской России. К террористам присоединялись и наиболее вольнодумные из студентов. Страну захлестнула волна политических убийств: в 1905 г. эсерами было совершено 54 «акции», в 1906 г. – 82, а в 1907-м – 73. К 1914 г. эсеры совершили около 300 терактов (а ведь были еще представители «правого» терроризма: черносотенцы и т. п.). По некоторым данным, в России начала XX века совершалось до 600 терактов в год – чуть ли не два покушения ежедневно!

Губернаторов, жандармов, военных убивали за подавление рабочих и крестьянских восстаний – кровь за кровь! Общество рукоплескало террористам (при известии о смерти ненавистного России министра Плеве даже самые далекие от революции люди аплодировали), присяжные выносили оправдательные приговоры…. После гибели московского губернатора по столице ходили развеселые шутки вроде: «Наконец-то Великий князь пораскинул мозгами».

Читая воспоминания террористов (и особенно террористок), не устаешь удивляться тому, насколько они были романтичны и устремлены к высоким идеалам. Их поступки беспримерно жестоки, но не циничны; они казнятся тем, что от их рук гибнут невинные люди (но, разумеется, тут же списывают эти смерти на «царских сатрапов» – ведь если бы не «мучители», то не было бы нужды бросать бомбу и люди бы не пострадали). Каждый из них пришел в «бомбисты» после долгих нравственных поисков, и потому особое значение уделялось «этике террора». Например, выбор жертвы: карать следовало тех, кто считался крайним реакционером, мрачной и омерзительной личностью, – тогда теракт вызовет симпатии в обществе. Горячо обсуждалась тема «ухода с акта»: должен ли революционер скрыться и продолжить борьбу или, наоборот, сдаться, а потом со скамьи подсудимых рассказать, что толкнуло его на крайний шаг, и с достоинством принять казнь? Как относиться к попутной гибели случайных людей? Надо ли убивать царя – ведь казнь народовольцами Александра II вызвала толки, что «убили государя, отменившего крепостное право»? Все это были не досужие рассуждения, а важнейшие вопросы.

В такой обстановке одним из «передовиков» террора стал харьковчанин Борис Савинков, племянник знаменитого художника-передвижника Ярошенко, сын популярной в свое время писательницы (псевдоним – С. А. Шевиль) и либерального варшавского судьи, славящегося справедливостью и порядочностью. Старший брат Савинкова покончил с собой в якутской ссылке, куда попал за участие в революционной деятельности.

Однако приход Бориса в революцию не связан лишь с жаждой личной мести режиму – оппозиционность была общим настроением тогдашней интеллигенции, особенно ее студенческой части. Надо сказать, что Савинков начинал с относительно «вегетарианских» убеждений, был социал-демократом, членом «Петербургского Союза за освобождение рабочего класса», за что его сослали в Вологду. В ссылке его товарищами стали А. Луначарский (будущий нарком просвещения); П. Щеголев (в дальнейшем крупный историк и пушкинист), А. Ремизов (впоследствии известный писатель).

Вообще говоря, если бы не ссылка, то Савинков вполне мог бы остаться большевиком и возглавить какой-нибудь участок «красного фронта» (правда, в этом случае он тоже вряд ли бы умер своей смертью – скорее всего, его расстреляли бы в тридцатые годы). Но в Вологодской ссылке Борис Савинков проникся радикальными идеями социалистов-революционеров (эсеров). К тому моменту партия эсеров, возникшая в 1901–1902 гг. и провозгласившая себя преемницей «Народной воли», уже провела несколько терактов. Савинкова распирал бешеный темперамент, требующий немедленных действий, которых марксизм предложить не мог, и он понял, что его место – в рядах эсеров.

Эсеры, требуя ликвидации самодержавия, создания демократической республики, введения политических свобод, 8-часового рабочего дня и т. д., важное место отводили индивидуальному террору, для чего была создана «Боевая организация» – структура абсолютно закрытая и полностью самостоятельная. Верхушка партии эсеров лишь выносила приговор тому или иному царскому сановнику, остальное считалось делом «Боевой организации». Организация провела теракты против министров внутренних дел Д. Сипягина и В. Плеве, харьковского губернатора князя И. Оболенского и уфимского – Н. Богдановича, московского генерал-губернатора Великого князя Сергея Александровича Романова[32]; готовила покушения на Николая II, министра внутренних дел П. Дурново, московского генерал-губернатора Ф. Дубасова и др.

Евно Азеф (глава «Боевой организации») и Борис Савинков (его заместитель) сами разрабатывали план действий и подбирали исполнителей. Никто не имел права вмешиваться в дела организации, что впоследствии обернулось скандалом: выяснилось, что Азеф – агент охранки с 1893 г. Именно он в 1901 г. выдал съезд партии эсеров в Харькове; в 1905 г. – почти весь состав «Боевой организации»; в 1908 г. по его доносу было казнено 7 боевиков. В том же году Азеф был разоблачен и приговорен к смерти соратниками по партии, но ему удалось скрыться[33].

Эсеры в 1905–1907 гг. участвовали в вооруженных выступлениях в Москве, Кронштадте, Свеаборге, имели своих представителей в Советах рабочих депутатов и Всероссийском крестьянском союзе. И конечно, продолжали совершать террористические вылазки. «Мы во всеуслышание порицаем террор как тактическую систему в свободных странах. Но в России, …где нет спасения от безответственной власти, самодержавной на всех ступенях бюрократической лестницы, – мы вынуждены противопоставить насилию тирании силу революционного права», – писал ЦК партии эсеров в обращении «Ко всем гражданам цивилизованного мира» (1905).

Оружием террористов были не только традиционные бомба, кинжал или револьвер, обдумывались и довольно экзотические методы. Савинков, к примеру, мечтал, нагруженный динамитом, ворваться в Зимний дворец. Инженер-анархист С. Бухало по его заказу конструировал самолет, способный развивать неслыханную по тем временам скорость 140 км/час. Управляемый террористом-самоубийцей аппарат должен был стартовать из Англии, набрать огромную высоту и спикировать на Царскосельский или Петергофский дворец, покончив тем самым с царем и его ближними. Савинков был в восторге от проекта: «это первый шаг к радикальному решению вопроса о терроре», «Боевая организация» становится непобедимой», «все надежды на научную технику». Научный прогресс – вот «единственный путь террора».