Книга Воровская трилогия - Заур Зугумов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Продержали нас в изоляторе чуть больше месяца. За это время с нами на языке ментов велась скрупулезная «политико-воспитательная работа». Хорошо отлаженный механизм ГУЛАГа допускал почти любые посулы и обещания, лишь бы не поломать какой-нибудь даже маленький винтик в своем устройстве. В данном случае администрация прекрасно понимала, что, если она не сможет хотя бы некоторых из нас перетащить на свою сторону, а таких средств у них было предостаточно, им придется начинать все с самого начала. Мало того, они никогда не были уверены в том, получится ли у них модель лагеря подобного рода, который был до этого, или нет.
В дальнейшем произошло то, что и должно было произойти. Испробовав почти все методы воздействия на нас и поняв, что все бесполезно, нас отправили этапом. Если бы мы пробыли еще какое-то время в лагере, нас бы могли осудить в «крытую», но пробыли мы там всего несколько дней, а потому такой вариант был исключен. Даже ярым скептикам, остававшимся в лагере и в чем-то долгое время сомневавшимся, теперь все сразу стало ясно.
В общем, в лагере произошла маленькая революция. Белому мужики все же разбили голову, даже не дожидаясь малявы от воров, видно, достал этот негодяй мужиков как следует.
Такой расклад легавых, естественно, не устраивал, и отправили они этот использованный презерватив вместе с подобным товаром куда подальше от своих пенатов. Такова всегда участь подобного рода ничтожеств. В зону заехали новые этапы, и жизнь там пошла своим чередом.
Как ни странно, но спустя шесть лет я вновь побывал в этом лагере, а точнее, приехал со своей новой женой на свидание к ее младшему брату, которого с четырнадцатью годами за плечами отправили из Махачкалы в этот Богом забытый край. Кое-кто меня узнал, но виду не подал, и я, конечно, догадался почему. На свидание меня не пустили, а жене дали всего сутки. Хотя на все, что мы привезли с собой (черную икру, балык, коньяк) и то, какие при нас были деньги, можно было купить всю их администрацию со всеми потрохами. Частенько приезжие с Кавказа покупали их и за меньшее. Но понять их тоже было можно. Администрация северных командировок того времени влачила нищенское существование, и порой шпана в лагере жила намного лучше, чем менты на свободе…
Что же касается малявы, отправленной нами Жиду, то она все же нашла своего адресата, правда, не сразу. Через какое-то время я встретил его где-то на этапе. По ходу прикола он упомянул о том, что получил ту маляву. Думаю, нет надобности говорить о том, что ни о каком бродяге по кличке Белый он и в помине не слышал.
Таковы были пути арестантов по северным просторам нашей необъятной родины. Они тоже, как читатель видит, были неисповедимы. Не знали мы и на этот раз, куда же нас заведет, а точнее, завезет судьба-злодейка, когда вновь, трясясь в вагонзаке, наш спецэтап уходил куда-то на запад. Этот отрезок своего лагерного жизненного пути я запомнил лучше любого другого, как будто все это происходило вчера. Это потому, что всплывал он в моей памяти чаще, чем другие.
Через несколько дней наш спецэтап пересек часть Тюменской области и вдоль почти всю территорию Коми АССР и прибыл на станцию Котлас – это была уже Архангельская область. О том, что нас вновь вывозят за пределы, мы поняли много позже, чем когда прибыли сюда.
Как я рвался когда-то в побеге со своим корешем именно на эту станцию в расчете на то, что именно отсюда на вольные просторы и простирался путь беглецу. Но теперь, полулежа на узкой скамейке купе «столыпина» и почти не думая ни о чем, я был абсолютно невозмутим, когда увидел обычную килешовку со шмоном и перетасовками и когда до меня стали долетать отрывки фраз, где присутствовало это некогда магическое название – Котлас.
В Котласе наш этап не тормознули, а погнали дальше, и, лишь прибыв в Киров, мы были водворены на пересылку. Здесь нам предстояло ждать запрос от покупателя, но так как такой товар, как мы, ни одному хозяину был не нужен, нам пришлось покормить вшей и клопов на этой пересылке несколько месяцев.
Как обычно в подобного рода вояжах, грязные, обросшие, искусанные разными паразитами, в один из осенних дней 1977 года, согласно поименной перекличке, мы взбегали по одному в вагон очередного «столыпина». В тот момент я, конечно, не мог еще не только знать, но и в самом бархатном сне увидеть, какая приятная неожиданность предстоит мне в самом ближайшем времени.
Поистине пути Господни неисповедимы! На нашем жизненном пути расставлены верстовые столбы, знаменующие собой наиболее важные события, которые мы помним до самого своего смертного часа. Видит Бог, у меня есть немало ярких воспоминаний, больше чем у иных людей волос на голове. И вот одно из них.
Этап в вагонзаке шел прямиком из Москвы, из Пресни, там он, видно, и был сформирован. Больше половины купе в «столыпине» были заняты исключительно женщинами, остальные несколько купе предназначались нам. Но нас всего-то было около десяти человек, и мы как раз поместились в одном купе, да и килешовка была нам не в кайф. Конвой оказался с понятием, и нам не пришлось их уговаривать, тем более что такой расклад устраивал их самих – меньше было с нами хлопот. Таким образом, несколько купе оставались пустыми, когда, скрипя колесами, поезд, потихоньку набирая ход, тронулся в путь.
Вы представляете себе, что такое годами вообще не видеть женщин? Кроме разве что на картинках в камерах, да и то из старых, допотопных изданий. Цензоров и служащих спецчасти, которыми преимущественно были женщины, никто из нас, естественно, женщинами не считал. Здесь они с годами теряли свой облик; это были скорей жандармы в юбках. И вдруг – на тебе, целый этап подруг, но, к сожалению, подруг по несчастью. Что тут началось! Благо конвой попался хороший – сибиряки, все как на подбор под два метра ростом и с улыбками простых деревенских парней.
Когда радостный гвалт, вызванный внезапным появлением дам, немного спал, все потихоньку перезнакомились. При этом почти все мужчины признались в любви очаровательным попутчицам, и, как обычно случается в таких ситуациях, началась бурная и интенсивная любовная переписка.
Все это было как бы отдушиной для истерзанных судьбою сердец, игрой взрослых в почти платоническую любовь. Ведь никто из нас друг друга не видел, а увидеться мы могли лишь раз, да и то если повезет и ваше купе окажется ближе к тамбуру. Так что понять чувства, обуреваемые человеком в это время общения, далеко не просто.
Когда по ходу пьесы женщины узнали, какие горемыки едут с ними рядом, нас буквально засыпали всякими яствами, которые многие из нас не видели не один год, а некоторые не видели вообще. Помимо съестного нам прислали носки, свитера, рубашки, – чего только из тряпок нам не попередавали! Солдаты, отдать им должное, молча и терпеливо сновали в разные стороны, разнося посылочки.
Но главным, конечно, оставалось общение. Оно длилось весь день и весь вечер, пока к ночи естественная усталость не взяла верх над желаниями и почти всех нас не сморил сон. Я сказал – почти, потому что люди моего круга никогда не спали в тюрьме, если, конечно, не считать сном, когда ты спишь и слышишь, как паук плетет свою паутину, или спишь и слышишь, как волосы растут. А тут еще рядом дамы, – в общем, вы меня понимаете…