Книга Сон разума или иная реальность - О. Странник
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Специфика символа как знака состоит в способности вызывать общезначимую реакцию не на сам символизируемый объект, а на тот спектр значений, который связывается с этим объектом, в который могучую составляющую внёс и кинематограф, недаром культурологи говорят о сформировавшемся «клиповом сознании» наших современников. Символ – одно из самых многозначных понятий в культуре. Изначальный смысл этого слова – удостоверение личности, которым служил simbolon – половинка черепка, бывшая гостевой табличкой. Символ в культуре – универсальная, многозначная категория, раскрывающаяся через сопоставление предметного образа и глубинного смысла. Переходя в символ, образ становится «прозрачным», смысл как бы просвечивает сквозь него. Эстетическая информация, которую несет символ, обладает огромным числом степеней свободы, намного превышая возможности человеческого восприятия.
Повседневная жизнь человека была всегда наполнена символами и знаками, а теперь клипами и киностереотипами, которые регулируют его поведение, что-то разрешая или запрещая, олицетворяя и наполняя смыслом.
В символах и знаках проявляется как внешнее «я» человека (self), так и внутреннее «я» (myself), бессознательное, данное ему от природы. К. Леви-Стросс утверждал, что нашел путь от символов и знаков к бессознательной структуре разума, а следовательно, к структуре вселенной. Единство человека и вселенной – одна из самых древних и загадочных тем в культуре. В преданиях люди – звезды, спиральность небесных туманностей многократно повторена в орнаментах всех земных культур, красная кровь обязана цветом железу, а все железо, которое есть на земле, по утверждениям астрономов, возникло в звездном веществе. Сегодня же наблюдаем новое единство – единство человека и информационного поля, реализованного кинематографом, телевидением и интернетом, а также таким опасным явлением, как проникновением в чужие сны и манипулированием ими путём применения кодовых знаков и символов, о чём мы поговорим в разделе «Хакеры сновидений», здесь же они рассматриваются исключительно в контексте их базового единства в информационной и сомнологической практике.
Подводя итог сказанному, повторяю, что культура (и бескультурье, к сожалению,) способна реализовывать себя через систему знаков и символов. Знак – это материальный предмет (событие, явление), выступающий объектом заместителем некоего другого предмета, свойства и используемый для приобретения, хранения, переработки и передачи информации. Его характеризует прямая связь с обозначаемым предметом; он бытует в разных сферах общественной жизни: науке, религии, искусстве и т. д.: в письме – буква, музыке – нота. Символ в культуре – это категория, раскрываемая через сопоставление предметного образа и глубинного смысла. Символом называют структуру значения, где прямой, первичный, буквальный смысл означает одновременно и другой, косвенный, вторичный, иносказательный смысл, который может быть понят лишь через первый.
Символ возник с развитием психики, когда было осознано разделение на разум и чувства; различают реальный мир и его отражение в формах искусства. Символ обозначает не себя, а нечто другое, открывает доступ к сознанию, уводит за пределы реальности, тяготеет к графическому изображению, отображает форму. Жизнь человека наполнена символами и знаками, которые регулируют его поведение, что-то разрушая или запрещая, олицетворяя и придавая смысл. Знаки видимого мира ведут к миру идей. Через обнаружение смысла формы, человек, включив логику, знания и воображение, проникает в смысл содержания. СновИдение, на мой взгляд, – это и есть воображение, только нецеленаправленное. А во-вторых, если принять, что сюжет сновидения – это последовательное изменение образов сна, происходящее в процессе производимых с ними воображаемых операций, то местом изменения в общей картине сна закономерно становится тот предмет, на котором сосредоточено наше внимание.
В смнологических исследованиях часто цитируются слова Дона Хуана из «Путешествия в Икстлан» Карлоса Кастанеды: «Каждый раз, как ты глянешь на что-либо в своём сновидении, оно меняет форму…». Я сказал бы чуть иначе: всё, на что ты обращаешь внимание, может изменить форму. Такая поправка необходима, ведь без неё сновидение представлялось бы безостановочным калейдоскопом изменяющихся форм. То есть в отличие от бодрствования, где внимание – следствие события (или ожидания такового), в сновидении зависимость обратная, – событие, как правило, происходит в точке сосредоточения внимания, поскольку сначала мы сосредоточиваемся на объекте, затем пытаемся мысленно обработать его, и, тем самым, изменяем объект. При этом события (изменения объекта) может и не произойти, если мы его не спровоцируем предположениями, надеждами, опасениями и т. д.
Можно сделать осторожное предположение, что, спровоцированные информационным полем, некоторые образы в сновидениях активизируются спонтанно, без участия сознания, а с них уже могут начинаться осознанные так или иначе сюжетные линии. Я не случайно говорю о сознании в сновидении: я считаю, что запомниться может только тот сон, который был хоть минимально осознанным и осознанным не как сон, а как реальность. Вообще же представляется, что подавляющее большинство сновидений является фрагментами с утраченным началом, поскольку при вспоминании сновидения обычно не можешь добраться до начала, хотя преследует навязчивая уверенность «но перед этим тоже что-то было». Это неудивительно, если учесть, что за ночь чередуются несколько периодов сновидений, и даже если сны быстро забываются, то они не могут исчезать из памяти бесследно, а, докопавшись до истока, мы понимаем, – это «что-то» было как бы фрагментом телефильма, просмотренного перед сном.
Концовки сновидений запоминаются лучше всего. Именно запомнившиеся при пробуждении концовки являются той точкой отсчёта, от которой мы начинаем ретроспективно восстанавливать сновидения в памяти.
Можно выделить две более или менее чётко выраженные группы концовок (не исчерпывающие всех возможных вариантов). В первую объединяются те концовки, где пробуждение было мотивировано сюжетом сновидения.
Эти концовки отличаются предельным эмоциональным переживанием ситуации. Вторая группа концовок связана с ситуациями, требующими повышенной мыслительной активности. Главный в таких ситуациях вопрос-«что делать?». Существует наблюдение, что вербальное (и, кстати, музыкальное также) мышление препятствует засыпанию, тогда как образное – способствует. То есть для того, чтобы заснуть, мне нужно усилием воли перестать думать словами и попытаться включить зрительное, образное мышление. Когда мне это удаётся – я засыпаю.
Мысль – появление объекта. Впечатляющим приёмом сновиденного воображения выступает особая пластичность авторского «я», когда субъект сосредоточивает внимание на своей личности. В самых простых случаях, когда субъект совершает во сне какие-то действия, после пробуждения никаких проблем с самоидентификацией у него не возникает: «я шёл туда-то», «я делал то-то». В других случаях (соответствующих, вероятно, более глубокому сну) субъект не выполняет никаких действий, события разворачиваются перед ним, как в кино, без его участия; в пересказе это выглядит как «я видел», «я слышал». Но иногда (возможно, на стыках этих вариантов) возникают трудности с самоидентификацией, приводящие к перевоплощению или появлению двойника.