Книга Тупик либерализма. Как начинаются войны - Василий Галин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дж. Оруэлл демонстрировал эти особенности «чистой демократии» на примере собственной страны: «Существует некий абстрактный политический термин, используемый весьма широко, которому придается расплывчатый, но хорошо понимаемый смысл. Это слово — демократия. В известном смысле англичане действительно считают, что живут в демократической стране. И не то чтобы все были достаточно глупы, чтобы думать так в буквальном смысле слова. Если демократия означает власть народа или социальное равенство, то ясно, что Британия не демократическая страна. Однако она демократична во вторичном значении этого слова… Прежде всего, меньшинства обладают достаточными возможностями, чтобы быть выслушанными. Более того, возжелай общественное мнение высказаться, его невозможно было бы игнорировать. Оно может выражаться косвенными путями — через забастовки, демонстрации и письма в газеты, но оно способно влиять па политику правительства, и влияние это весьма ощутимо. Британское правительство может проявлять несправедливость, но не может проявить абсолютный произвол. Не может делать то, что в порядке вещей для правительства тоталитарного государства. Политическое мышление англичан во многом руководствуется словом «они»[135]. «Они» — это вышестоящие классы, таинственные силы, определяющие вашу жизнь помимо вашей воли. Но широко распространено ощущение, что хоть «они» и тираны, но не всемогущи. Если потребуется на «них» нажать, «они» поддадутся»{1112}.
Впрочем, отмечал Оруэлл: «Факт, что хвалебная свобода британской прессы существует скорее в теории, чем в действительности. Прежде всего, централизованное владение прессой означает на практике, что непопулярные мнения могут высказываться лишь в книгах или газетах с малым тиражом. Более того, англичане в целом не так уж интересуются печатным словом, чтобы проявлять особую бдительность к сохранению данного аспекта их свобод, и многочисленные посягательства на свободу печати, имевшие место на протяжении последних двадцати лет, не вызывали какого-либо широкого протеста»{1113}. В итоге образный пример вторичной (чистой) английской демократии давал Суинберн:
Край Мильтона великий.
Ты под ярмом склонен…
Приемлешь глав венчанных
Заржавленную ложь
И, раб речей обманных,
Покорно спину гнешь{1114}.
Вторичная демократия может существовать до той поры, пока не исчерпает своих ресурсов развития и в итоге не выведет общество из равновесия, заведя его в тупик, поставив на грань выживания. До этого времени Вторичная демократия полностью обеспечивает незыблемость правящих классов.
О методах, которыми вторичная демократия подчиняет народ своей власти, писал в начале XX в. французский дипломат М. Палеолог: «Демократия… не нарушая своих принципов… может сочетать в себе все виды гнета политического, религиозного, социального. Но при демократическом строе деспотизм становится неуловимым, так как он распыляется по различным учреждениям, он не воплощается ни в каком одном лице, он вездесущ и в то же время его нет нигде; оттого он, как пар, наполняющий пространство, невидим, но удушлив, он как бы сливается с национальным климатом Он нас раздражает, от него страдают, на него жалуются, но не на кого обрушиться. Люди обыкновенно привыкают к этому злу и подчиняются. Нельзя же сильно ненавидеть то, чего не видишь»{1115}.
* * *
Ф. Хайек указывал еще на одну черту доставшуюся либерализму в наследство от кальвинизма: «У нас нет привычки оценивать моральные кодексы с точки зрения их большей или меньшей полноты… Нас здесь не интересует вопрос, желательно ли существование такого полного этического кодекса… до сегодняшнего дня развитие цивилизации сопровождалось последовательным сокращением… правил, из которых состоит наш моральный кодекс…, а содержание их принимало все более обобщенный характер… мы пришли к морали, в рамках которой индивид может действовать по своему усмотрению… Это фундамент, и на нем строится вся философия индивидуализма».
А поскольку целью деятельности индивида в либеральной доктрине является «максимальное удовлетворение материальных потребностей», то моральным для индивида становится все, что приносит прибыль. Так, авторы современной библии либеральной экономики К. Макконелл и С. Брю утверждают принципы либерализма формулой: «рыночная система это бесстрастный механизм. Она не имеет совести, не приспосабливается к моральным нормам…»{1116}. Именно из либерального отрицания морали выросли тезисы Ницше: «Мораль — полезная ошибка… ложь осознанная, как необходимость». «Мораль — это зверинец; предпосылка ее та, что железные прутья могут быть полезнее, чем свобода…». «Возражение против дарвинизма. Средство слабых, необходимые для того, что бы удержать власть…»{1117}.
Отрицание морали неизбежно привело бы к скорому взаимному самоуничтожению общества. Однако этого не произошло. Почему? — Либеральная идеология быстро нашла замену морали в виде — римского права. Последнее неожиданно воскресло в начале XVI века, вместе с первым пробуждением капитализма. Как отмечает В. Шубарт, «наряду с Реформацией и Ренессансом рецепция римского права была третьим большим культурным процессом, в котором заметен поворот в мироощущении Запада»{1118}.
Возвращение к римскому праву решало две ключевые задачи. Во-первых, обществу, отрицающему мораль необходим «намордник», чтобы его члены не перегрызли друг другу глотки. И на смену морали пришло насилие: «В новой Европе все больше утверждалась римская идея о государстве принуждения, покоящемся не на всеобщем чувстве солидарности, а на страхе перед наказанием, не на свободе, а на насилии…»{1119}.
Во-вторых, «римское право вытеснило товарищеские права готики не потому, что оно юридически превосходило их, а потому, что это было право материально сильного, это было властное право»{1120}. Ф. Хайек разъяснял мысль, указывая, что само понятие римского права призвано закрепить социальное неравенство: «Формальное равенство перед законом несовместимо с любыми действиями правительства… основанны(ми) на идее справедливого распределения, (они) однозначно вед(ут) к разрушению правозаконности… Никто не будет отрицать, что правозаконность ведет к экономическому неравенству…»{1121}.