Книга Наказать и дать умереть - Матс Ульссон

Он зол.

Потому что гангстерша не отвечает на звонки, потому что он не успел купить чипсы из свиной шкурки.

А ведь это то, что он всегда делает в Копенгагене.

Глава 47

Андерслёв, ноябрь

Арне злился из-за того, что я не выполнил обещания связаться с инспектором Эвой Монссон.

– Один ты такое не потянешь! – кричал он.

– А это не твоя забота, – парировал я.

Идиотская фраза, ведь именно Арне направлял мое расследование, выискивал людей, о существовании которых я и не подозревал. Кто я без него? При этом даже Арне я не мог открыть всей правды о том, что делал и чего не делал.

– Прости, глупость сморозил, – поправился я.

Арне фыркнул.

Я же выложил ему последние новости.

О том, как нашел в Интернете запись радиопередачи с участием Герта-Инге Бергстрёма, о том, с каким трудом выуживал о нем информацию в «Гугле», обо всех предприятиях Бергстрёма и о размытом снимке с транспортной конференции в Далласе.

– В Копенгагене я все распечатал. Ты получишь копию, – пообещал я.

– Ты был в Копенгагене?

Арне тер металлической губкой дно чугунка, в котором готовил макароны. Если они и подгорели, я ничего не заметил.

– Я пригласил эскорт-даму в кафе «Дан Тюрелль», – сообщил я.

– Зачем тебе эта дама?

– Я уже встречался с ней год назад, после смерти Юстины Каспршик. Вчера ей позвонил. В «Дан Тюрелле» у нее офис. Похожа на бизнес-леди. Носит только короткие юбки… по крайней мере, в других я ее не видел… Короткие юбки, длинные ноги – обычно это сочетается.

– Черт с ней, с юбкой, – перебил меня Арне, убирая тарелку в шкаф. – Говори по делу.

– Я показал ей тот же фильм, что и тебе, и она узнала Юстину Каспршик, несмотря на парик и очки.

– Если он хотел, чтобы она играла в парике, купил бы что-нибудь поприличнее. У Бергстрёма водятся деньги, если это он.

– Согласен, – кивнул я.

– А голос мужчины она узнала?

– Она никогда не встречалась с ним. Еще за год до смерти Юстины она узнала, что у той есть постоянный клиент, однако никогда его не видела. Он богат и увлекается БДСМ – вот все, что ей было известно.

Арне поставил на плиту воду для кофе и, пока та закипала, вытер стол. Сначала влажной тряпкой, которой мыл посуду, потом сухим кухонным полотенцем.

– И когда я вчера встретил…

– Эскорт-даму?

Я кивнул.

– А имя у нее есть?

– Лоне. Она представилась как Лоне, большего не знаю.

Арне приготовился слушать.

– Она дала мне телефон и адрес БДСМ-салона, где состоятельные люди могут кому-нибудь задать или от кого-нибудь получить взбучку.

– Странный мир, – пробурчал Арне.

– Не говори, – поддержал я. – Так вот, Лоне назвала девушку, которая знала шведа, всегда приезжавшего в Копенгаген с персональной розгой. И дала мне ее номер.

– Не та, что была в Нью-Йорке?

Я покачал головой:

– Эту зовут Шеннон Шей, и она ирландка. С ней я тоже встречался.

– И что?

– У меня был номер салона, я звонил им, но ответа не получил. И дверь оказалась заперта, никаких признаков жизни. А дом действительно шикарный. Это всего в нескольких кварталах от «Дан Тюрелля».

– Что сказала ирландка? – перебил меня Арне. – Она видела фильм?

– Да, но не узнала Юстину. Она никогда с ней не встречалась. Собственно, ирландка не совсем эскорт-девушка и с Лоне почти не знакома. Сделки заключались через сербку, которая всем заправляет. Хотя Лоне предполагает, что главная в салоне все же не сербка, а кто-то другой. В Копенгагене организованная преступность…

– Как же ирландка попала в эту компанию?

– Через французского бойфренда, саксофониста. Он играл джаз и вечно сидел без денег. А аренда квартиры стоит дорого. И вот он услышал про сербку и захотел, чтобы Шеннон прозондировала почву. Или даже подзаработала. Женщина пожертвовала собой ради непризнанного гения – старо как мир.

Когда я показал ирландке фильм, она заплакала.

Я заказал ей кальвадос, она выпила.

Потом покачала головой и долго смотрела вдаль.

– Вот оно как… – прошептала она.

Я опустил глаза.

– Вот что жизнь делает с человеком. Кто он, вы знаете? – Она взяла меня за руку.

– Может быть, – кивнул я.

– А полиция? – (Я пожал плечами.) – Его уже взяли?

– Пока нет.

– А возьмут?

– Надеюсь.

Она не была рыжей, но вздернутый нос пестрел веснушками. Зеленые глаза показались мне слишком умными для эскорт-девушки.

– Вам, наверное, интересно, почему я в это ввязалась? – спросила она, и я снова пожал плечами. – Я работала в ресторане… Я… я даже не знаю, сколько фру Санья оставляет себе.

– Фру Санья?

– Санья Пантелич, но все называют ее просто фру Санья. Она дала мне пять тысяч. Я не спрашивала, сколько заплатил он, это недешевое удовольствие. Но он не жадничал, добавил четыре тысячи чаевых. Теперь я могу уехать домой, я из Слиго. Но там ни работы, ни джаз-клубов, и девять тысяч за один час – это… И потом… – она замолчала, – ведь фру Санья всегда там. А еще есть огромный сербский буйвол… охранник.

Ей было лет двадцать пять – двадцать шесть, но, разволновавшись, она стала похожа на девочку.

– А он не говорил, что преподал вам урок?

Она задумалась, потом тряхнула головой:

– Ничего такого. Он вообще мало говорил, скорее показывал. Но был строгий, требовал, чтобы я беспрекословно ему подчинялась.

– Строгий?

Она кивнула:

– Лишь раз он заговорил… «Вытяни ноги… Не дергайся… Расслабься…» Голос похож на тот, что в фильме. Ему как будто тяжело давались английские слова.

– А на его обувь вы не обратили внимания?

– На обувь? – удивилась девушка.

– Она была начищена?

– Это важно?

– Другие на это указывают.

– На обувь?

Я кивнул.

– Хм… Может быть… А знаете, что меня удивило? – (Я насторожился.) – У фру Саньи целый склад разного реквизита, но он всегда приходил со своей тростью. Разве не больной? – Она показала на улицу. – Как-то раз я проходила здесь, по другой стороне. Он сидел за уличным столиком и болтал с официанткой. Пил пиво, меня не видел. Она, конечно, была шведка. В Копенгагене полно симпатичных белокурых шведок.