Книга Ардагаст, царь росов - Дмитрий Баринов

Хор-алдар взмахнул мечом, и северяне вихрем понеслись к воротам. Будет и им теперь чем похвалиться! Молодые храбры, над которыми росы уже посмеивались, первыми ворвались в длинный дом. Но ещё раньше через дыру в крыше вылетели три большие птицы — коршун с двоерогим посохом в клюве, ворон и сорока. Несколько стрел полетели им вслед, но так и не настигли.

Милана потеряла сознание, когда стрела сломалась в ране. Очнувшись же, увидела над собой Сигвульфа. Сняв с женщины свитку и разрезав рубаху, гот умело и заботливо перевязывал раны.

— Спасибо, милый, — улыбнулась волхвиня. — Потом нужно будет промыть и смазать хорошенько... А что с Роксагом?

— Вон там связанный лежит... Нечего этому «любимцу» на тебя глазеть. Похоже, богиня его наконец разлюбила... Эх, какой выкуп мы с него возьмём, клянусь золотым вепрем Фрейра, подателя богатств!

Тёмные волхвы, брошенные своими предводителями, и не пытались сопротивляться. Повалились на колени, бросив смертоносные жезлы с черепами, безропотно открыли внутренние ворота. На пороге стояли царь с царицей, а за ними — Вышата с обеими волхвинями, уже в человеческом облике, русальцы, дружинники.

«Райские» и «пекельные» разом опустились на колени, закричали наперебой:

— Спаситель наш, Солнце-Царь! Вызволил нас от волхвов лютых и богов их пекельных! Даждьбог земной!

Хилиарх скривился. Это напомнило ему сенат или скорее провинциальную городскую курию, где «лучшие из граждан» вот так же пресмыкались перед очередным кесарем, прокуратором или проконсулом, а в случае чего столь же дружно проклинали его как врага римского народа.

Но Ардагаст был не кесарем, а царём варваров, и сурово оборвал хвалителей:

— Я не бог. Если в бою паду, то в этот мир уж не вернусь. И сегодня мог не вернуться. Вызволил вас, говорите? А сами вы тут что делали, пока мы кровь лили? Напивались со страху? — Он мечом смахнул со стола горшки, кружки, миски.

— Разве мы такие храбры, как ты и твоя дружина? Где нам стать против чудищ? Мы всю ночь молились за твою победу, и боги нас услышали, — сказал Славята, и в его голосе не было угодничества.

Вышата покачал головой:

— Учат персидские волхвы-маги: кто имел добрые мысли, того душа по смерти вознесётся к звёздам, кто говорил добрые слова — вознесётся к луне, а кто делал добрые дела — к Солнцу. Так вот, из вашего сарая выше, чем к Месяцу-Велесу, душа не поднимется.

Ардагаст перевёл взгляд на «пекельных»:

— А вы кому молились? Чернобогу о моей погибели?

— Смилуйся, Солнце праведное! Обморочили нас лихие волхвы, одурманили, соблазнили!

— Какие же вы лучшие мужи, если вас соблазнить можно, как девку глупую? А храбрости — только помолиться? Их бы постыдились! — указал царь на Славобора и его дружинников.

— Какие ни есть, а избранные на вече от наших родов и вервей. Лучших, значит, не нашёл народ северянский. И в войске твоём храбрствовали наши же сыновья и сородичи, — почтительно, но твёрдо сказал Славята.

— Хочешь сказать, каковы ваши верви, таковы и вы сами? Так вот, слушайте мою царскую волю. С тех семей, из которых воины ко мне пришли, — дани никакой. Кто в «рай» пошёл, у того село даёт обычную дань. Кто в «пекло» — двойную. А кто вовсе не пришёл — тройную.

— Правильно, Ардагаст! Ты — лучший из сарматских царей. — В ворота бодрым шагом вошёл со связанными руками Роксаг в сопровождении Сигвульфа. — А я — самый большой дурак в Сарматии! Доверился этим колдунам... О Артимпаса, каких врагов я мог сегодня победить вместе с тобой!

— Мог. Если бы не польстился на чужую дань.

— Ну, дань-то мы поделим. На Сейме и Танаисе тоже сидят савары. Я всегда с них брал дань, Сауасп туда и не ходил. Оставь их мне, остальных саваров — себе. Ты ведь не хочешь войны с роксоланами? А царских сарматов лучше отваживать вместе.

— Согласен. — Ардагаст подошёл к Роксагу и развязал ему руки. — Кроме того, заплатишь выкуп. Мне и воину, что взял тебя в плен.

— Заплачу сколько скажешь! — широко улыбнулся роксолан. — Никто ещё не называл Роксага ни бедным, ни жадным... клянусь Солнцем, с тобой поладить легче, чем с Сауаспом! И ради чего нам ссориться? Эти венеды не стоят того, чтобы из-за них лить сарматскую кровь.

— Я тоже венед. По отцу. И царь венедов. Помни это, если хочешь мира со мной, — резко произнёс Ардагаст.

— Наш царь! — одобрительно зашептались северяне.

На середину дома вышел, важно опираясь на посох, Доброгост, до сих пор прятавшийся за спинами «пекельных». Его красноносое лицо снова источало любезность.

— Воистину ты наш царь, венедский. Сам Даждьбог послал тебя нам, недостойным, по великой своей милости...

— А если бы меня медведи съели, ты бы сейчас вот так же льстил Роксагу? — оборвал его царь росов. — Ты ведь знал от самого Чернобора, что меня тут ждало, и не упредил.

— Да кто тебе, надежда-царь, такое на меня наговорил?

— Дочь твоя, Добряна. Не в тебя пошла — лгать да льстить не умеет.

— Так ведь я её к тебе и послал! — расплылся в улыбке великий старейшина. — А ты: «не упредил»...

— Она мне того не говорила, — недоверчиво прищурился Ардагаст.

— Не верь ему, царь! Изменник он, прихвостень Черноборов! Потому и в «пекло» нас повёл! — зашумели «пекельные».

Хилиарха передёрнуло от омерзения. Это ещё больше напоминало сенат. Не хватало только доносов об оскорблении величества...

— Пойдём сейчас вместе к ней. Хочу знать, кто ты: великий старейшина или змея подколодная, — решительно сказал царь. — А вы, гости дорогие, мужи лучшие, до утра отдыхайте, а завтра соберитесь тут с жёнами и детьми. Проводим честную, широкую Масленицу с Медвежьей горы в последний раз. Святилищу здесь больше не быть — так Велес повелел. А тёмных волхвов немедля предать смерти.

Вышата с тремя волхвинями следили за ведунами, пока дружинники волокли их ко рву и над ним рубили мечами. Но ни один из тех, кто тёмными чарами держал в страхе Чёрную землю, не попытался теперь защитить себя ими.

Добряна за всю ночь не сомкнула глаз. Сердце сжимала тревога за отца, отправившегося в Черноборово логово, но ещё больше — за Ардагаста. Воображению рисовались чудища одно страшнее и уродливее другого, целые стаи их. Вот они всем скопом бросаются на златоволосого царя, вот он рубит их мечом, жжёт солнечным пламенем чаши, а они валят его наземь, терзают... До полуночи девушка лежала без сна, моля всех светлых богов помочь царю, их избраннику. Потом встала, накинула шубку, хотя в избе было жарко натоплено, и села у окна, прижавшись пылающим лицом к холодной слюде.

Даже в такую ясную ночь сквозь слюду мало что можно было разглядеть вдали. Но юная северянка, жадно ловя каждый звук, представляла себе: вот царь с царицей подходят к Золотым воротам, входят в святилище, начинают приносить жертву... А страшные медведи вылезают из своей заклятой берлоги, тяжело взбираются по склону... Вдруг донёсся рёв, гром, крики бойцов, голоса зверья. Проснулась мать, села рядом с дочерью, обняла за плечи. А у той душа рвалась туда, в жуткое святилище. Оказаться рядом с Солнце-Царём, погибнуть в схватке, заслонив его собой, — и больше ничего для себя не надо от богов! Но даже эта доля — не для неё, а для раскосой поляницы, чьи волосы черны, а меч остёр, как у самой Мораны. А она, Добряна, не владеющая даже лёгким луком, — кому она нужна в этой битве, достойной богов? Только под ногами будет путаться...