Книга Книга духов - Джеймс Риз

– Аллан – вот кто ублюдок. А совсем не бедная девочка.

– Вот и получается, что, заботясь о своей сестре, Эдгар как бы защищает доброе имя матери. И одновременно платит компенсацию за свой талант.

– Объясни понятней.

– Она… слабоумная, эта Розали.

Эли постучал себе по лбу, я кивнула.

– Да, слабоумная, хотя иные употребили бы более резкий эпитет.

– Правильно ли я тебя понимаю?.. По-твоему, этот Эдгар готов ввязаться даже в преступление, только бы запутать и старика или бросить тень на их общее имя.

– Боюсь, так оно и есть.

– Пусть даже миновали годы и никто не жаждет отомстить за этого Бедлоу?

– Мы не можем быть уверены, что никто не действует от лица наследников Бедлоу. И что Селию не ищут, и что ее не продали после побега.

– Все верно, однако, вздумай Эдгар раскопать это старое преступление, разве не понадобятся ему мертвое тело и убийцы?

– Бедлоу, наверное, очень скоро обнаружили.

– А где ты? Где Селия? Кто-то из вас ему непременно нужен.

– Он не получит ни меня, ни ее. Я не собираюсь рисковать. Едва рассветет, мы отсюда сматываемся иищи нас свищи. Сядем на чесапикский пакетбот, а с дальнего берега залива доберемся до Ричмонда по суше.

Предложение вполне устроило моего компаньона, которому совсем не улыбалось лишнее плавание. Я же расчислила, что на Джеймс пришлось бы потратить полдня или больше, и, при всей своей нелюбви к почтовым каретам, пришла к выводу: извилистый путь вдоль речного берега будет и быстрей, и надежней.

Эли раздевался, расстегивая костяные пуговицы на рубашке.

– Похоже, Аш, ты слишком осторожничаешь. Даже если Эдгар случаем встретит тебя на улице – а ведь ты здесь будешь всего-то один день, а в Балтиморе сколько тысяч населения? – он тебя не узнает… такую, как ты сейчас. – Он оглядел меня всю, от лент в волосах до подола платья. – Да если бы он стоял сейчас на моем месте, ты и то бы его запросто одурачила. – Его рассуждения были логичными, а еще и лестными, и я не стала спорить.

Зевая, Элифалет заявил, что ему нужно поспать.

– Я еще не совсем пришел в себя после морской болезни, – пояснил он, хлопая себя по твердому, однако же больному животу. И стал убирать из кровати остатки трапезы.

Тарелки, кости, серебряные столовые приборы… все с грохотом полетело на ковер. Я вспомнила слова Герцогини о том, что ему не помешало бы слегка обтесаться; пример был перед глазами. Не заставил себя ждать и следующий. Эли разоблачился и растянулся поверх легкого, как облако, покрывала.

– Ты не против? – спросил он.

– Ничуть. Спи… а я, пожалуй, заглотну еще стакан вина.

Мне самой в ту ночь не спалось. В голове теснились мысли, но силы были на исходе, и я бы заснула, если бы рядом не работала пила, сваливая дерево за деревом, лес за лесом. Чем глубже спал Эли, тем размеренней храпел, хотя, по правде, я ничего не имела против.

Я лежала под простынями. Не совсем голая, но почти; мне было нечего скрывать от Элифалета. Я придвинулась ближе, так что ощущала тепло его кожи, дыхание с запахом фруктов. (Это были вишни со сливками, наш десерт.) О да, мускусный запах его кожи также проникал мне в ноздри. Потому что лежал он на спине, поверх постели, раскинув ноги и заведя за голову руки. Я притушила лампу, но подошла к окну и раздвинула занавески, впуская лунный свет, а то Эли светился сам по себе и…

Его локоны, раскиданные по подушке, – как пролитые чернила. Волосы такие густые, что, казалось, они колышутся в потоке лунного света, как водоросли в воде. Зелень глаз была спрятана, конечно, за веками, но глазное яблоко подрагивало – Эли видел сны. Он погружался в сон все глубже, уже не страшно было, что разбудишь его, но я лежала тихо-тихо. Да, мне нужно было, чтобы он спал, потому что я хотела наблюдать.

В гуще теней, у основания шеи, равномерно пульсировала жилка. Полосатая тень сбегала по груди и животу к темной ямке пупка. Подтянутый живот образовывал здесь впадину, ниже выпячивался слегка-слегка, чтобы вновь изогнуться вниз, туда, где на неровной поросли черных как смоль волос покоился половой признак. Половой признак, который напрягался и подрагивал. Я, конечно, улыбнулась. Мне представилось, как утром я буду дразнить Эли, расспрашивая, что ему снилось.

Не скажу теперь, в какой момент на меня напала грусть. Помню только, что лежала на боку, наблюдала за Элифалетом, легко прослеживая пальцем то один, то другой изгиб, и тут по моей щеке косо побежала одна-единственная слеза и сорвалась вниз, на подушку. Почему? Меня печалило, что я не такой полноценный мужчина, как он? Я хотела быть им или иметь его. Однажды он побывал внутри меня. Хотела ли я, чтобы это повторилось? Или перемена обстоятельств воспламенила во мне желания? Владеть им?.. Завидовала ли я Герцогине или просто хотела знать, как она нашла этого юношу и привязала к себе? Было ли это колдовство? Или просто любовь?.. Спящий Эли отвлек мои мысли лишь ненадолго, а потом я вновь принялась горевать по Маме Венере. Задумалась о завтрашней печальной миссии. Вернулась к остывшему пеплу воспоминаний о Ричмонде… Селия, не уехала ли она из Флориды? О, слишком много вопросов. Слишком много истин. И эхо их, по прошествии многих лет, звучит с этой страницы, но с меня довольно, здесь я ставлю точку.

43Затмение

И будут знамения в солнце.

Евангелие от Луки 21:25

Они убили ее во дворе. Били палками по окутанной вуалью голове. Оставили умирать под деревом, гнить среди паданцев. Там она пролежала два дня, потом ее нашла Розали; с тех пор бедная девочка начала чахнуть.

…Кто были эти «они»? Чтобы ответить, я должна сперва вернуться на несколько месяцев назад, в один из дней зимы, а именно в двенадцатое февраля 1831 года.

Зима выдалась злейшая из злых. Бедняки – а таких было множество – замерзали прямо на улице, где лежали, сбившись в кучки. Богачи посвятили самые суровые дни отдыху; они катались по льду замерзших рек, а на берегах их ждали наскоро сооруженные палатки, где продавали горячий пунш, жареную колбасу или сигары, десяток за цент. К югу снег не выпадал и реки не застывали, однако посевы погибли, и в этом чудился дурной знак; недаром, когда наступило затмение, многие – как городские жители, так и сельские – увидели в нем знамение предвещенного конца света. Жестокие зимние холода, неурожай, а теперь еще и солнце убежит с небес, встретится с луной и обратит ее в пепел.

На пути затмения люди в своих темных дворах разглядывали небо через закопченные стекла, чтобы не повредить зрение. Домашняя птица, перепутав день с ночью, попряталась в курятниках. Вокруг не умолкали молитвы. А потом… потом все кончилось, и мир вроде бы не стал хуже. Солнце, правда, светило тускло, и тени обозначились резче. Так сплошь и рядом бывает летом при грозе. Жизнь продолжилась, солнце и луна сменяли друг друга в обычный черед.