Книга Пятая Печать. Дом с привидениями - Галина Львовна Романова

– Вы что здесь делаете? – заметил он девочку.

– Я, – та поспешно спрятала сумку с книгами за спину, – на уроки пришла… Опоздала и…

– Как фамилия? – сдвинул брови директор.

– Си…Сильвяните, – прошептала она.

Учительница музыки торопливо зашептала ему на ухо. Мрачное лицо директора чуть смягчилось.

– Идите домой, ученица Сильвяните, – промолвил он. – На три дня уроки отменены в связи с городским трауром. Приходите в следующий понедельник.

– А почему? Это из-за девочек…

Взрослые уже затопали с крыльца, обходя ребенка. Задержалась учительница музыки.

– Из-за похорон… Вы не знаете, Сильвяните, – голос ее дрогнул, – Валерия Вышезванская умерла. Вчера вечером…

Она разрыдалась, пряча лицо за платком.

– Валерочка, – слышались всхлипы, – такой чудный голосок… такая милая, тихая… умная и добрая девочка… Какое горе!

Анна стиснула зубы.

– Да, – только и удалось ей выдавить.

– Идите домой, – повторила учительница.

– А вы?

– Мы – прощаться. В собор на отпевание, потом на кладбище…

– А можно, я с вами? – рванулась с крыльца Анна. – Тоже попрощаться?

Домой уже расхотелось. А просто так ходить по улицам? Еще чего! Даже тревога за судьбу призрака как-то отступила. Ведь это так или иначе сделала она! Она хотела отомстить Валерии Вышезванской за ее поведение – и вот, пожалуйста. Ее обидчица мертва. А ее сообщницы… они, наверное, тоже.

Взрослые не стали гнать девочку, но Анна все равно держалась в сторонке. А вдруг заметят? Вдруг накажут? Вдруг не разрешат подойти и посмотреть?

По счастью, до главного городского собора идти оказалось недалеко – через две улицы на третью. Там уже собралось полным-полно народа – практически все первые лица города с семействами, все соседи, просто любопытные и зеваки. Анна заметила мальчишек – судя по форменным курточкам, они сбежали с уроков своей гимназии, чтобы поразвлечься, решив, что чужие похороны и такая толпа всяко интереснее, чем иксы, игреки, склонения неправильных глаголов и даты жизни Александра Македонского. На Анну они посматривали с заговорщическим и подозрительным видом – своя сестра-прогульщица или маменькина дочка? Анна показала самому наглому язык и поскорее убралась подальше.

Сделать это было легко – в такой толпе и взрослый растворится без следа, не то что ребенок. Ее толкали локтями. Несколько раз посылали замечания: «Девочка, ты откуда? Ты чья? Куда ты спешишь?» – Она ничего не слышала. Ею владел не страх, а просто нежелание оставаться на одном месте.

Проталкиваясь в поисках удачного местечка – и просто толкаясь, – Анна внезапно заметила Юлиана. Тот стоял в первых рядах, рядом с двумя какими-то незнакомыми девочке мужчинами. Один был в мундире полицейского, другого она видела в первый раз. Юноша казался таким мрачным, что в первый момент девочка даже его пожалела. Наверное, у него неприятности.

Пока она раздумывала, в конце улицы послышалась музыка, стук колес и цокот копыт. Толпа заволновалась. Показался катафалк, на котором был установлен гроб. За ним шли родные и близкие. Городской оркестр играл печальную музыку, от которой у Анны защипало в носу. Четыре вороные лошади с черным плюмажем на головах, – двигались неспешным шагом. Губернатор города господин Авксентий Вышезванский шел рядом с катафалком. Его супругу под руки вели сзади. Анне вдруг стало страшно, и она попятилась, пытаясь смешаться с толпой. Пальцы сами собой сложились в фигу, отгоняющую зло. «Со мной ничего не случится! Со мной ничего не случится!» – мысленно повторяла девочка.

Над ее головой шептались взрослые:

– Гроб-то закрытый! С чего бы?

– Может, болезнь какая заразная?

– Ох, не приведи господи!

– А если это тиф?

– Да, говорят, не болела она ничем. В одночасье угасла.

– А гроб-то почему тогда закрыт?

– Родным, вишь, тяжело смотреть на лицо дочери-то! В храме откроют для последнего прощанья.

Удовлетворив любопытство, Анна попробовала выбраться из толпы, но ее уже подхватило людское море и потащило в темные недра собора. Над головой протяжно и звонко зазвенели колокола.

Юлиан был погружен в мрачные размышления. О смерти дочери городского главы он узнал накануне и никак не мог поверить в случившееся. В том, что до этого дошло, он винил только себя. И надо было ему вмешиваться, варить это зелье? То, что его испортили ведьмы, знал он один. И стоявший рядом начальник полиции смотрел отнюдь не добрым другом. Через служанку и старую няньку стало известно, что он приготовил для девочки зелье. И когда Валерия умерла, губернатор прямо обвинил приезжего столичного чиновника в убийстве. Власти удерживали от немедленного ареста два обстоятельства – сперва надо было все-таки предать тело умершей девочки земле, и потом не так-то просто арестовать служащего Третьего отделения. Ты его сегодня посадишь за решетку, а завтра поменяешься с ним местами и будешь обвинен в государственной измене! Нужны были более веские основания, чем гнев отца, потерявшего дочь.

Начальник полиции мягко придерживал Юлиана под локоток и время от времени шептал извиняющимся тоном:

– Да все я понимаю, но и вы поймите. Доказательства нужны!

– Клянусь, я ее не убивал! – шепнул в ответ Юлиан. – С чего бы мне это делать? По личным мотивам? Но я до недавнего времени не был знаком с семейством Вышезванских и тем более не мог питать к нему настолько глубокой личной ненависти, чтобы решиться на убийство невинного ребенка!

– Да все это я понимаю! Но ведь есть же факт…

Вместе со всеми они прошли в собор к началу службы. Вместе со всеми протолкались поближе к первым рядам, туда, где установили гроб. Взяли свечи, зажгли.

– Я уже говорил вам, что всему виной ведьмы! – косясь на собравшихся и время от времени осеняя себя крестным знамением, отвечал Юлиан. – Я могу представить доказательства своей невиновности!

– Да я-то вам и без доказательств верю, только вот господину Вышезванскому не объяснишь! У вас-то детишки есть?

– Нет. Я не женат. – Юлиан невольно вспомнил своих родителей и детство в приюте. Семью он хотел, но работа не оставляла времени даже для влюбленности. Да и кто из родителей согласится отдать дочь за ведьмака практически без связей? Нет уж, сначала карьера, а потом сердечные дела. Ему всего двадцать три года, успеется…

– Вот когда заведете детей, тогда и поймете. Я, если честно, уж и не знаю… Ох, господи помилуй! Мне вы тоже глубоко симпатичны, но господина Вышезванского у нас в городе уважают и чтут. Его слово – закон! А вы для обывателей кто? Приезжий! Все равно что иностранец! Да и столичных не больно-то любят.

Юноша покосился на мужчину, стоявшего с другой стороны. Это был главный врач города. И он, ссылаясь на распоряжения самого городского главы, отказался вскрывать тело умершей девочки, чтобы установить истинную причину смерти.