Книга Власть над властью - Юрий Мухин

Считать, что Дело прессы — сообщение населению фак­тов, просто неверно, так как пресса никогда не дает и не даст так называемую объективную информацию. Пройдя через журналистов, она становится тенденциозной, и журналисты таким образом вольно или невольно формируют сознание народа по своему образу и подобию. А их образ — далеко не тот эталон, которому нужно следовать.

Но если пресса, так или иначе формируя общественное мнение, создает у народа некий образ человека, на который следует ориентироваться, то пусть это будет образ челове­ка, который нужен Народу. Тогда пресса и станет демокра­тической, так как именно этим послужит Народу, а других способов служить ему у прессы нет.

Итак, Дело прессы — создать у Народа представление об идеальном человеке — честном, порядочном, трудолюби­вом и беззаветно преданном Народу гражданине. Тогда ка­ждый из нас (включая и подлецов) согласится доброволь­но платить прессе.

Что же нам, Законодателям, делать? Заняться кадрами прессы, начать отбирать самых достойных? Это уже было. Компартия в свое время уже отбирала в прессу самых дос­тойных, а теперь можно в любой момент включить телеви­зор и полюбоваться на отобранных КПСС самых отборных подлецов. Законодателю придется работать с теми, кто есть, точно так же, как мы вели реорганизацию управления до сих пор. Ведь мы ни разу не сказали, что Делу будет луч­ше, если Ельцина или Назарбаева заменить на кого-то дру­гого. Надо создать делократическую систему управления, а она управляет любыми людьми.

Поскольку и в этом случае наказание должно поступить от Народа, а его нет в наличии, Народ будет представлен на­селением. Поощрять прессу оно будет обычным способом: читать, слушать, смотреть демократических журналистов, а наказывать — отказом покупать подлые газеты, слушать и смотреть подлые передачи и фильмы.

Чтобы предоставить Делу возможность таким образом поощрять и наказывать прессу, Законодатель должен уста­новить моральную цензуру. Если просто закрывать газеты и запрещать передачи, то поощрение и наказание будут по­ступать не от Дела, а от Законодателя, а это не годится.

Моральная цензура должна заключаться в следующем. Законодатель выберет журналистов, которым он доверяет, и они плюс депутаты Законодателя, плюс чиновники исполни­тельной власти возьмут прессу под контроль. Законодатель издаст закон о том, что любое издание и любая передача в эфире должны предусматривать место для выступления тех журналистов, которым верит Законодатель, и эти журнали­сты в тех же изданиях и передачах будут разоблачать ту­пость и подлость «желтых» журналистов. Избиратели, зна­комясь с критическими выступлениями, увидят, как их обма­нывают, как делают из них болванов, и перестанут покупать подлые газеты, перестанут смотреть и слушать подлые пе­редачи. Это будет убийственно для подлецов от журнали­стики.

Автор понимает, что не всех убедят приведенные до­воды, но нельзя не согласиться с тем, что для подлецов от прессы критика смертельно страшна, и именно поэтому Законодателю необходимо ввести критику.

Делократизация суда

Начнет жить и работать наше государство, начнут дей­ствовать законы, начнутся их нарушения и потребуется эти нарушения остановить. Виноват ли человек? Какое наказа­ние ему назначить? Эти вопросы решает суд. Делом суда яв­ляется правосудие — не должен пострадать невиновный, не должен избежать наказания преступник. Напоминаю, что Делом собственно наказания является пресечение престу­плений.

Так как суд в своей работе сравнивает поступки конкрет­ного человека с правилами, заложенными в Законе, то есте­ственно, что он должен знать Закон. Поскольку суд состоит из людей, которые хорошо знают Закон, где нам найти та­ких людей? Ответ напрашивается сам собой — среди юри­стов. Но автор с таким ответом категорически не согласен. Смысл приказа лучше всего понимает тот, кто отдает при­каз, в данном случае Законодатель.

Ведь главное не исполнение закона как такового, а защи­та общества с его помощью. Представим себе, что данный закон нарушается, но общество от этого не страдает. Тогда какой смысл в его исполнении? Но никакой юрист этот во­прос не решит уже в силу того, что он не несет ответствен­ность за организацию защиты. Такие вопросы может решить только Законодатель, ему отвечать перед Народом.

Поэтому высшим судом может быть только Законодатель, это проистекает из его сути, его Дела. Правда, депутаты не обязаны иметь юридическое образование, да и страшно до­пускать непрофессионалов к решению дел, от которых за­висят человеческие судьбы. Это не проблема: Законодатель примет к себе на работу лучших юристов для консульта­ций, но вершить высший суд он обязан сам. Его законы, он и судья. Отвечающий перед Народом судья.

Поэтому нам не требуются никакие верховные или кон­ституционные суды, состоящие из заведомо безответствен­ных людей, которые могут людские судьбы поставить в зави­симость от мертвых бумажек, не отвечая за последствия.

Что, кроме несчастья, принесла России деятельность Конституционного суда? Когда Ельцин после первой не­удачной для него попытки фашистского переворота потре­бовал проведения референдума о доверии к себе народа, Верховный Совет России постановил определить его по доле проголосовавших от общего числа избирателей. И здесь аб­солютно ясная логика. Если, скажем, речь идет о выборах президента или депутата, то человек вправе сказать: «Все кандидаты для меня одинаковы и все мне безразличны, пусть лучшего из них выберет тот, кто видит в них какие-то различия, а я на выборы не пойду». Рассуждая таким об­разом, он как бы доверяет другим. Но в данном случае че­ловек имел право заявить иначе:

«Не стану я из-за этого Ельцина, опротивевшего мне до тошноты, тратить свое личное время на голосование, кому он нравится, тот пусть и идет на референдум». Однако тут вмешивается Конституционный суд и начинает шуршать бумажками, дескать, такая норма, как доверие президенту, не предусмотрена Конституцией, следовательно, доверие Ельцину можно оценить по доле проголосовавших от числа пришедших на выборы. Но Конституцию принял Верховный

Совет, только он мог толковать ее, а не кучка безответствен­ных юристов, думающих только о том, как быть приятными всем начальникам сразу. В результате референдума доверие Ельцину оказал только каждый третий россиянин, несмот­ря на старания прессы две трети в доверии ему отказали, но по продажному решению Конституционного суда полу­чилось, что за Ельцина проголосовал «весь народ».

Последствия: клика поняла, что последний звонок про­звенел, и вооруженной рукой убрала препятствия (которые в виде критики реформ поступали из Верховного Совета) дальнейшему разорению России экономическими реформа­ми. Деятельность Конституционного суда нанесла россиянам огромнейший экономический ущерб, суд обворовал боль­шинство населения, на деньги которого, кстати, он сущест­вовал. Так зачем Народу такие суды?

Разумеется, Законодатель не способен лично вести про­цессы и, вероятнее всего, заниматься он ими будет толь­ко время от времени, но его право быть высшим судом не может оспариваться. Законодатель сам создаст суды, и сам же будет ими руководить. Это не значит, что он будет ко­мандовать — этого осуди, этого освободи, тут такое реше­ние прими, а там — эдакое. Суд и не сможет такие коман­ды исполнять, так как подчиняется только закону. Но если закон, данный Законодателем, не останавливает преступле­ний, то Законодатель может потребовать от судов макси­мально ужесточить наказания.