Книга Эпитафия. Иначе не выжить - Анатолий Ковалев

– Он носится с идеей, что городом должны управлять бизнесмены, а не воры в законе.

– Мило. Очень даже мило!

Шаталин залпом выпил все содержимое стакана.

– У меня, Георгий Михайлович, его идеи не вызвали особого восторга. И он стал мне угрожать.

– Оглаской старых грешков?

– Верно. Только я не сразу сообразил тогда, что мои старые грешки связаны с его карьерой непосредственно и огласка их чревата последствиями не только для меня. Надо сказать, что наш мэр умеет задурить голову кому угодно.

– На то он и мэр!

– Представляете мое состояние, когда я возвращаюсь в клуб и вы мне предлагаете то же самое?

– Видать, судьба, коли два яростных противника сошлись во мнении.

– Я так не считаю. Потому и нанес сегодня визит нашему дорогому мэру… – Шаталин осекся, увидев, как подействовали его последние слова на Лося.

Тот встрепенулся, как птица на ветке, но, в отличие от птицы, никуда не улетел, а воскликнул:

– Ты отверг его предложение?!

– Да.

– Но почему?

– По двум причинам. Во-первых, не хочу иметь никаких дел с Поликарпом…

– Чистоплюйство! – покачал головой «отец». – Самой низкой пробы чистоплюйство! Дело можно иметь даже с сатаной, если всем от этого выгода!

– А во-вторых, – продолжал Саня, – меня не очень устраивала та роль, которая отводилась вам.

– Дурак! Тьфу! – в сердцах плюнул Георгий Михайлович. – Мог бы сначала посоветоваться со мной!

– Я сам хотел разобраться! – напомнил Шаталин.

– Хреново же ты разобрался, если так поступил! Саня никогда не видел «отца» в такой ярости.

– О чем вы, Георгий Михайлович? – опешил он. – Я должен был дать согласие, чтобы вас отправили на тот свет? В моей жизни было достаточно сделок с совестью…

– Забудь это слово, сопляк! Мой уход мы могли инсценировать, и твоя совесть осталась бы чиста. Мне небезразлично знать, кто займет мое место.

Теперь мы не контролируем ситуацию. Мы не знаем, на кого поставит мэр, а он наверняка уже с кем-то ведет переговоры. Черт побери! Такую возможность упустил!

Он с такой силой ударил ладонью по столу, что подпрыгнули, дребезжа, приборы, наполнив кабинет безумным благовестом. Потом все смолкло. Они оба молчали, стараясь не смотреть друг другу в глаза. – Саня понял, что совершил ошибку, но не терзался угрызениями совести, не жалел ни о чем. Ему было все равно.

Лось напряженно думал, перерабатывал в мозгу полученную информацию, нервно барабаня пальцами по подлокотникам кресла.

– Беда, мой мальчик, в том, что ты до сих пор не выучил правил игры, – хрипло и натужно произнес он. – Ты не игрок. Ты проиграл…

* * *

В пятницу время взяло бешеный темп. Татьяна Витальевна поднялась засветло, спустилась в гостиную, где, свернувшись калачиком, как в старые добрые времена, спала Светлана. Осторожно, чтобы не разбудить дочь, прошла на кухню. Оставленное на ночь тесто поднялось. На прощание решила побаловать дочку беляшами. Светка любила их в детстве, часто просила приготовить. Теперь она ни о чем не просит. Столько лет живет без материнской заботы и поддержки, отвыкла просить.

Только хотела приняться за работу, как наткнулась на жалобный взгляд бульдожки. Толстая, как поросенок, белая, с рыжими пятнами на спине, Чушка держала в зубах поводок.

– Ax ты, Боже мой! – всплеснула руками Татьяна Витальевна. – Уже приспичило? Ну, пойдем, пойдем. Так и быть. – Ей все доставляло щемящую радость в эти последние минуты пребывания в доме у дочери.

Они вышли во двор. Утро дышало пронзительной свежестью, и Татьяне Витальевне захотелось еще раз пройтись по узеньким тропкам Ботанического сада.

Возле Светиной машины прогуливались двое парней подозрительного вида, какие-то помятые и заспанные. Увидев Татьяну Витальевну, они быстро ретировались, укрывшись в салоне зеленого импортного автомобиля, стоявшего тут же.

«Чудеса! – покачала головой чилийская мама. – Говорила Светке, опасно оставлять во дворе машину. Она только смеется надо мной. Досмеется когда-нибудь!»

Чушка медленно, но верно тащила ее в Ботанический сад. «Пусть сама разбирается! – махнула на парней рукой Татьяна Витальевна. – Она ведь у меня ничего не боится! В кого такая боевая?» Сказала и осеклась. Привыкла думать о дочери как о собственном, единоличном творении. Но так не бывает. Гены – вещь неотвратимая. Гены любят шутить.

В аллее Ботанического сада она присела на скамейку. Бульдожка мирно паслась, пожевывая травку. Птицы сходили с ума, завидев первые лучи солнца.

И тогда тоже было утро, пели птицы, шумел соснами лес. Кто сказал, что все злые дела творятся ночью? Не правда. Раннее утро, радостное солнце, райское пение птиц для этого не помеха. Что ей надо было в лесу? Да, Господи, будь проклят этот город, где сплошь и рядом сосновые боры и березовые рощи! А тогда, в шестидесятом году, встречалось даже всякое зверье. Вот ей и встретилось!

Зверье! Того леса уже нет. Давно вырубили. Выстроили новый микрорайон. И слава Богу! Хотя при чем тут лес? При чем тут город? Таких наивных дур, какой она была, и сейчас предостаточно!

Ей едва исполнилось восемнадцать лет. Толстая русая коса доходила до пояса. Что она знала тогда о жизни, о любви, о сексе? Любимая книга – «Дворянское гнездо» Тургенева. Сейчас бы даже не открыла! Тургенев просто-напросто нечестен, когда касается взаимоотношений между мужчиной и женщиной. Его девушки – бесчувственные, бесполые амебы, его мужчины – пошляки.

Каждая страница пропитана ханжеством и лицемерием. Вот только природа, одна тургеневская природа по-настоящему дышит и поет…

Природа дышала и пела. В то лето Татьяна устроилась работать в детскую библиотеку на время институтских каникул. До библиотеки можно было добраться за полчаса на трамвае с одной пересадкой, а можно было всего за сорок минут пешком, напрямую, через лес. Она предпочитала второй вариант, потому что трамваи в такое время переполнены рабочим людом, да и потом, что может быть прекрасней утреннего леса?

Обычно она выходила из дому в семь утра, чтобы не торопиться, чтобы сполна насладиться прогулкой. Ведь потом целый день торчать в душном помещении.

По дороге ей никто не встречался, но это не пугало. Лес казался таким безопасным в этот час.

Случайный попутчик ее не насторожил. Молодой парень, коренастый, атлетически сложенный, с красивым лицом, пышной шевелюрой смоляных волос, правда, в глазах что-то, о чем она не успела подумать. С парнями ей приходилось иметь дело, но, кроме робкого поцелуя в подъезде, Татьяна ничего такого не допускала. Она ведь была тургеневской девушкой, да еще воспитанной в коммунистическом духе непорочного зачатия.