Книга Последний сон разума - Дмитрий Липскеров

Кузьминична по-прежнему сидела, привалясь спиной к стене, и держала стремящиеся наружу кишки.

Это он убил Кино! – внезапно догадалась старуха. – Это он ее детским мечом ткнул в самое нутро!..

Она потеряла сознание и находилась в странных эмпиреях другого бытия до прихода мужа, своего Дато, который, сохраняя самообладание, вознес жену свою на руки и бежал с нею до самого приемного покоя больницы, где ей сделали операцию и заверили пожилого супруга, что его благоверная останется жить.

Ему позволили сидеть с ней в реанимации, и когда она пришла в себя после наркоза, муж первым делом спросил:

– Он?

– Нет, – прошептала она синими губами, защищая сына.

– Он! – был уверен Дато.

Батый вышел из дома и направился в сторону вокзала. С ним была сумка, в которой помещались остатки жареного мяса. Кинжал был устроен под левой подмышкой, подвязанный на ремешке.

На вокзале он подошел к воинской кассе и попросил у миловидной кассирши билет до Улан-Батора.

Девушка выписала проездной документ и подумала о покупателе, что он ничего себе лицом и телосложением, только вот голос тонковат.

– Служить? – поинтересовалась кассирша.

– Воевать, – ответил Батый.

Девушка с пониманием кивнула головой, а когда покупатель удалился, по прошествии получаса она вдруг осознала, что не взяла с него за билет деньги. Еще она подумала, что в той стороне, куда отправился азиат, вроде бы горячих точек нет, в чем, впрочем, до конца не была уверена… Она провздыхала до конца рабочего дня, сетуя на себя, что как была дурой всю жизнь, так и останется таковой навсегда! За билет до Улан-Батора ей работать целый месяц.

Батый сел в поезд, забрался на полку и смотрел долго на удаляющийся город, в котором он родился и который покидал навсегда.

– Я – воин! – шептал он. – Я – богатырь!..

Мыкин и Митрохин с удовольствием проводили время на погранзаставе. Так как они были на переподготовке, к которой кадровые офицеры относились снисходительно, считая тридцатипятилетних мужиков гражданскими, то и спроса с них не было никакого. Более того, офицерский состав даже несколько завидовал мужикам, поскольку те жили в мегаполисе и были причастны к его радостям, в частности к пивным местам и девицам, коих в азиатских степях не имелось вовсе.

Начальство закрывало глаза на то, что друзья частенько самовольно уходили за пределы части и возвращались навеселе.

– Лишь бы солдат не вовлекали! – мудро решил начальник заставы.

– Ах, благодать! – вздохнул Митрохин, потягивая пивко и закуривая его травкой, приобретенной на базаре.

– И не говори! – поддержал Мыкин, обсасывая воблино ребро.

Друзья отдыхали в котельной, которая обогревала всю заставу. Они расположились на толстых трубах с горячей водой и воображали себя на теплом пляже.

Котельная работала на угле, который забрасывался в специальную печку.

– Устарелая система! – со знанием дела констатировал Мыкин. – Лет тридцать как вышла из употребления!

– Как думаешь, ищут нас? – поинтересовался у друга Митрохин.

– А ты думал, забыли! – сплюнул пивной слюной Мыкин. – Какого хрена ты у мента пушку хватанул! Если бы не ствол, то давно бы забыли!

– Да, – согласился Митрохин. – Дурака свалял.

– Авось пронесет! – неожиданно перекрестился Мыкин, чем удивил подельщика.

– В Бога веришь?

– Готов во все верить, лишь бы пронесло!

– Все будет зер гут! – улыбнулся Митрохин и глотнул пива прямо из трехлитровой банки, не пролив ни капли.

Дверь в котельную отворилась, и весь кайф друзьям обломал старшина Огрызов. Он втащил в жаркое помещение свое жирное тело и, оглядев картину попойки, сделал притворно-круглые глаза.

– Да это что такое здесь происходит! – возопил старшина. – Да как посмели!

– Пшел ты! – процедил сквозь зубы Мыкин, разо-млев на горячей трубе.

Старшина, честно сказать, совершенно не хотел скандала, а просто желал, чтобы его пригласили на распитие пива; попросить гордость не позволяла, потому служака решил показать власть, а потом смилостивиться и утолить жажду за чужой счет. Но не тут-то было! Его примитивно послали! Приходилось отстаивать свою честь и честь мундира!

– Ты кому это сказал! – завращал глазами жирный пограничник.

Обычно от этого вращения глазными яблоками новобранцы приходили в ужас, который сопровождал их первые полгода службы. Затем пацаны привыкали к жиртресту и только делали вид, что пугаются его моргал.

Тем более скорченной физиономии не испугались и Мыкин с Митрохиным.

– Я тебе это сказал! – уточнил Мыкин. – Тебе, жирная харя! И не вращай своими свиными глазками, не напугаешь!

– Да ты что!.. – взвизгнул Огрызов. – Да я сейчас!..

Старшина схватился за свой круп, к которому была прикреплена кобура с оружием, нервно задергал замком, пока наконец пистолет не оказался в его руке, направленный на Мыкина.

– А ну, встать! – приказал Огрызов.

– Счас! – скривился Мыкин, сделал глубокую затяжку травкой и пустил пахучее кольцо к потолку.

– Ты лучше проваливай подобру! – посоветовал Митрохин. – Не любим мы тебя! И пиво на шару не получишь!

Огрызова трясло. Трясло и руку с пистолетом.

– Встать, кому сказал! – прокричал он истошно. – Обоих постреляю, гады!

– Ну, гнида! – отозвался тепловик и лениво сполз с трубы.

Он медленно подошел к старшине, уперевшись в дуло пистолета грудью.

– Давай стреляй, окорок тухлый! Чего медлишь!

– Лучше отойди! – нервно предупредил Огрызов.

– А ты не пугай! Мы тебя давно знаем, давно тобою пуганные! Не припоминаешь? – Мыкин повернул лицо в фас. – Напрягись!

Старшина сузил глаза.

– Лет пятнадцать назад! – уточнил Митрохин, туша докуренную папиросу с анашой. – Это мы тебе тогда пердунчик подложили! Припоминаешь?!.

Через секунду было ясно, что Огрызов вспомнил.

С того момента в Ленинской комнате Вася Огрызов остался старшиной навсегда, безо всякой надежды на прапорщика. Было такое мнение у командования – пердунов не повышать в звании. Он все вспомнил, и обида подкатила к глазам океаном. Его толстый палец затрепетал на курке табельного оружия, и Мыкин каким-то шестым чувством уловил смертельный миг, нагнулся, пропуская кусок свинца у себя над головой. Но уже через мгновение разогнулся и коленом нанес непоправимый удар в пах Васи Огрызова, так что тот рухнул, словно заколотая свинья, и завозился, закорчился на полу.

Мыкин, осознав, что его только что чуть было не убили, утерял над собой контроль и стал наносить один за другим удары кирзовыми сапогами в область головы старшины. Он бил долго и точно. Если бы Митрохина спросили, делал ли Мыкин это с удовольствием, то Митрохин бы искренне ответил, что нет! Нет, нет и нет! Тепловик просто защищался, стараясь нейтрализовать врага.