Книга Хозяин морей. Командир и штурман - Патрик О'Брайан

— Так дело не пойдет, — произнес он.

В носовой части фрегата человек триста испанцев, успев прийти в себя, начали теснить англичан и вбили клин между его отрядом и командой Диллона на носу. Диллону, должно быть, приходится туго. В любую секунду все может измениться. Прыгнув к пушке, капитан душераздирающим голосом закричал:

— Диллон, Диллон, к правому трапу! Пробивайтесь к правому трапу!

Краем глаза Джек увидел доктора, стоявшего внизу, на палубе шлюпа: уцепившись за штурвал, он внимательно глядел вверх. На всякий случай Джек закричал: «Otros cincuenta!» Стивен одобрительно закивал и что-то прокричал по-испански. После этого капитан вновь ринулся в битву, размахивая саблей и стреляя из пистолета.

В этот момент с полубака донесся страшный крик, и возле трапов началось ожесточенное сражение. Толпа испанцев, собравшихся на шкафуте, дрогнула: сзади на них набросились какие-то демоны с черными лицами. Возле судового колокола завязалась схватка, послышались дикие крики: вымазанные сажей матросы с «Софи», соединившись со своими товарищами, орали как оглашенные. Раздавались новые выстрелы, слышался лязг оружия, грохот сапог дрогнувших испанцев, сгрудившихся в средней части фрегата, — их боевой дух явно угас. Немногие из тех, кто оставался на шкафуте, бросились по левому борту вперед, пытаясь собрать своих товарищей, как-то сплотиться, во всяком случае освободиться от бесполезных морских пехотинцев.

Противник Джека, низенький моряк, корчился за шпилем, и капитан вырвался из давки. Осмотрев свободный участок палубы, он закричал, дернув матроса за руку:

— Бонден, ступайте и снимите их флаг. Перепрыгнув через мертвого испанского капитана, Бонден кинулся на корму. Джек крикнул вслед, что ему делать. Сотни глаз недоуменно смотрели на то, как с гафеля спускается испанский флаг. Для испанцев все было кончено.

— Сложить оружие! — прокричал Джек Обри, и приказ его повторили в разных частях палубы.

Английские моряки отшатнулись от сбившихся в кучу испанцев, которые стали швырять на палубу оружие, — внезапно павшие духом, перепуганные, будто бы озябшие, почувствовавшие себя преданными. Старший из оставшихся в живых испанских офицеров, выбравшись из толпы, протянул Джеку Обри свою шпагу.

— Вы говорите по-английски, сэр? — спросил англичанин.

— Я понимаю по-английски, сэр, — ответил испанский офицер.

— Матросы тотчас должны спуститься в трюм, сэр, — продолжал Джек. — Офицеры остаются на палубе. Матросы спускаются в трюм. В трюм.

Испанец отдал распоряжение, и его уцелевшие матросы стали спускаться по трапам. Палуба была полна убитых и раненых. Целой грудой они лежали на шкафуте, еще больше — в носовой части, повсюду валялись тела. Стало видно и подлинное количество нападавших.

— Живей, живей! — кричал Джек, и его матросы подгоняли пленных, понимая, как и их капитан, опасность, которую те представляют. — Мистер Дей, мистер Уотт, подтащите пару их пушек-карронад — и нацельте их вниз, в трюм. Зарядите их картечью. Где мистер Диллон? Передайте, пусть мистер Диллон отзовется.

Приказание его передали, но Диллон не отзывался. Он лежал у правого трапа, где происходила особенно жестокая схватка, в двух шагах от маленького Эллиса. Подняв лейтенанта, Джек решил, что он только ранен, но, перевернув его, увидел большую рану в сердце.

Глава одиннадцатая

«Шлюп Его Величества „Софи“

На подступах к Барселоне

Сэр,

Честь имею уведомить вас о том, что шлюп, которым я имею честь командовать, после взаимного преследования и ожесточенной схватки захватил фрегат-шебеку, вооруженный 32 пушками: 22 длинноствольными двенадцатифунтовыми орудиями, 8 девятифунтовыми пушками и 2 тяжелыми карронадами, а именно «Какафуэго», которым командовал дон Мартин де Лагара, с экипажем из 319 офицеров, матросов и солдат морской пехоты. Неравенство сил вынудило нас принять некоторые меры, которые могли оказаться решающими. Я решил взять фрегат на абордаж, каковая операция была осуществлена почти без потерь. После ожесточенной рукопашной схватки испанский флаг был спущен. Однако с прискорбием вынужден уведомить вас о гибели лейтенанта Диллона, павшего в самый разгар сражения во главе своей абордажной партии, и стажера мистера Эллиса. При этом боцман, мистер Уотт и пять матросов были тяжело ранены. Я не в силах воздать должное стойкости и отваге мистера Диллона…»

— Я наблюдал за ним совсем недолго, — вспоминал Стивен. — Наблюдал через дыру, образовавшуюся на месте двух орудийных портов. Они сражались возле пушки; когда вы крикнули ему, находившемуся в начале трапа, ведшего на шкафут, он был впереди матросов с черными лицами. Я видел, как он застрелил из пистолета испанца с копьем, проткнул шпагой офицера, который сразил боцмана и атаковал морского пехотинца. После двух выпадов он выбил у испанца шпагу и вонзил ее прямо в неприятеля. Но шпага ударилась о грудную кость или кирасу и сломалась пополам. Однако обломком в шесть дюймов с невероятной быстротой и силой он нанес испанцу удар. Ни за что не поверите, каким счастливым было его лицо. Оно светилось!

«…Да будет мне позволено отметить высокую дисциплинированность и решительность, проявленную экипажем „Софи“. Я в особенности обязан огромным стараниям и образцовому поведению мистера Пуллингса, мичмана, исполняющего должность лейтенанта, какового рекомендую вниманию Вашей светлости, а также боцмана, плотника, старшего канонира и унтер-офицеров.

Честь имею и т. д. и т. п.

Силы «Софи» в начале боевых действий составляли: 54 офицера, матроса и юнги. На вооружении было 14 четырехфунтовых орудий. Наши потери — 3 убитых и 8 раненых.

Силы «Какафуэго» в начале военных действий составляли: 274 офицера, матроса и стажера. 45 солдат морской пехоты. 32 орудия.

Потери неприятеля: капитан, боцман и 13 матросов убиты, 41 человек ранен».

Джек Обри перечитал рапорт, заменил выражение «честь имею» на первой странице словами «имею удовольствие», подписался: «Дж. Обри», адресовав донесение М. Харту, эсквайру, а не лорду Кейту, поскольку адмирал, увы, находился в другом конце Средиземного моря и все проходило через руки коменданта.

Получилось сносно, хотя и не слишком удачно, несмотря на все старания и исправления. Он не был мастером составлять донесения. Помогло то, что все-таки в нем излагались факты — по крайней мере главные, — и, если не считать заголовка «на подступах к Барселоне», как это было принято, хотя в действительности рапорт был написан в Магоне на следующий день после прибытия туда Джека Обри, лжи в рапорте не было. Он решил, что по крайней мере воздал каждому по заслугам. Правда, Стивен Мэтьюрин настоял на том, чтобы о нем не было упомянуто ни слова. Но если бы даже эта бумага была образцом морского красноречия, то все равно в ней было немало недомолвок, что заметил бы любой морской офицер, прочитавший ее. К примеру, о сражении говорилось как о неком отдельном событии без всякой предыстории, за которым хладнокровно наблюдали будто бы со стороны, все гладко шло по диспозиции, и все подробности дела хорошо запомнились. А между тем почти все, что было по-настоящему важно, произошло до или после рукопашной; но даже и в этом случае было трудно вспомнить, с чего все началось. Что же до их действий после победы, то, не заглядывая в шканечный журнал, Джек не мог бы восстановить последовательности событий. В его памяти осталась смазанная картина непрерывного труда, чрезвычайного беспокойства и усталости. Триста гневных мужчин, удерживаемых в трюме двумя дюжинами матросов, которым еще следовало доставить приз водоизмещением в шестьсот тонн на Менорку по бурным волнам и вопреки неблагоприятным ветрам. Почти весь стоячий и бегучий такелаж шлюпа пришлось ставить заново, стеньги вылавливать в море, реи поднимать, привязывать новые паруса, причем без участия боцмана, который был тяжело ранен. Потом этот трудный переход в двух шагах от беды и без всякой помощи со стороны моря или неба. В памяти расплывчатое пятно, угнетенное чувство — ощущение скорее поражения «Какафуэго», чем победы «Софи», — и постоянная изнурительная гонка, словно в ней-то и заключается жизнь. Туман, освещаемый пятнами яркого света.