Книга Император Юлиан - Гор Видал

В ночь на 20 ноября я засиделся за работой допоздна. Светильники, заправленные дешевым маслом, немилосердно коптили. За длинным столом, заваленным грудами пергамента, сидели три секретаря для ночной работы. Я за отдельным столом писал письмо дяде Юлиану, в котором пытался убедить его, а заодно и себя, что победа неизбежна. Только я закончил письмо одним из своих постскриптумов - они у меня всегда такие неразборчивые, что даже друзьям не под силу бывает их прочесть, - как вдруг послышались быстро приближающиеся шаги. Вопреки принятому церемониалу, дверь распахнулась без всякого доклада. Мы все вскочили на ноги - никто не гарантирован от подосланных убийц, но на пороге стоял запыхавшийся Оривасий. В руке он держал письмо.

- Свершилось! - выдохнул он, и вдруг произошло то, чего он ранее никогда не делал. Он упал предо мной на колени. - Это тебе… Август.

Я прочитал первую строчку. Дальше все поплыло; буквы плясали у меня перед глазами. "Констанций умер". При этих потрясающих словах писцы один за другим пали на колени. Потом все было как во сне. Кабинет наполнился людьми. Им было уже все известно, иони молча отдавали мне почести, ибо произошло чудо. С последним вздохом Констанция я стал единовластным Августом, римским императором, повелителем всего мира. К моему удивлению, я разрыдался.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

АВГУСТ
-XVI-

Приск: Вот так оно и было - по крайней мере, если положиться на свидетельство Юлиана. Но обрата внимание: он опускает ряд немаловажных фактов. Если верить запискам, никто, кроме гадкого Констанция, не оказывал Юлиану никакого сопротивления, а это весьма далеко от истины. На мой взгляд, большая часть людей знатных отдавали предпочтение именно Констанцию. И религиозные взгляды здесь ни при чем, если учесть, что до ноября 361 года пристрастие Юлиана к эллинской вере было известно лишь узкому кругу людей. Не сомневаюсь, что, излагая биографию Юлиана, ты будешь строго придерживаться фактов. Твоя репутация правдолюбца несомненно понесла бы урон, если бы ты вновь, как в надгробной речи, намекнул, будто Юлиана привело к власти народное восстание против Констанция. Ничего подобного не было и в помине, хотя именно так ты постарался представить эти события в своем знаменитом некрологе. Сколько было тогда по его поводу восторгов! - добавлю, справедливых. Но когда паришь на крыльях надгробной речи или панегирика, никто и не ожидает, что ты опустишься до унылой правды.

Либаний: Типичная манера Приска!

Приск: Юлиан вскользь упоминает послания, которые он направлял в сенаты различных городов. Что верно, то верно! Он, должно быть, сочинил не менее дюжины пространных посланий и направил их в различные города, в том числе по нескольку - сенатам Рима и Константинополя, для разъяснения своей позиции в конфликте с Констанцием. Это еще куда ни шло, письма такого рода - вполне понятная мера предосторожности, но одновременно он осчастливил сходными апологиями такие захолустные городишки, как Спарта и Коринф, полностью утратившие политическое значение. Могу себе представить, как изумлялись их невежественные курии, получив знак императорского внимания.

Я присутствовал при оглашении письма Юлиана в афинском Ареопаге. Поскольку я верю, что тебя интересует только правда, могу засвидетельствовать: хотя в Афинах к Юлиану относились лучше, чем во всех остальных городах, его послание отнюдь не вызвало восторга. Я слушал его, сидя рядом с Проэресием. Старика оно изрядно забавляло, но он вел себя сдержанно - впрочем, как и я. О том, что я только что вернулся из Галлии, знали все Афины, но я твердо придерживался заготовленной версии: Юлиан не посвящал меня в свои планы. Несколько раз при свидетелях я даже отозвался с похвалой о Констанции - а что было делать? Что если бы Констанций остался жив? Что если бы Юлиан потерпел поражение? А мне бы огрубили голову за госу дарственную измену! В век тирании я предпочитаю не давать лишних поводов для незаслуженных гонений.

В начале чтения мы все очень нервничали. (Кстати, если у тебя нет экземпляра этого послания Юлиана, могу прислать свой - причем бесплатно.) Не стоит говорить, всем нам очень польстило то, что Юлиан вспомнил о славном прошлом нашего города. К тому же он неплохо владел словом, и это внушало уважение. Правда, он частенько грешил штампами, особенно когда писал в спешке или был утомлен. Редкое из его писем не обходится без "богопротивного Ксеркса" или этого дурацкого "могучего древа"; впрочем, это общий недостаток всех современных писателей.

Однако после удачного вступления Юлиан перешел к сути дела и с яростью накинулся на Констанция. Он перечислил все его злодеяния. Он особо подчеркнул, что император бездетен (Юлиану, видимо, было неизвестно, что молодая жена Констанция Фаустина беременна). Затем, смешав с грязью евнухов, а Евсевия в особенности, он изложил нам свою биографию, причем достаточно правдиво. Свое выступление против императора он оправдывал тем, что не может полагаться на слово Констанция, ибо оно, дескать, "писано на песке" (снова штамп!). В этом месте сенаторы стали покашливать и шаркать сандалиями по полу - явный признак неодобрения.

Послание Юлиана не обсуждалось. Ареопаг мудро промолчал и перешел к другим вопросам. Никто из нас не осмелился поступить, как римский префект Тертулл, который после оглашения письма Юлиана в сенате Рима воскликнул: "Мы требуем почтения к Констанцию, который тебя возвысил!"

После заседания сенаторы молча разошлись. В то время, как и теперь, повсюду кишели осведомители. Мы с Проэресием вышли из зала заседаний вместе. Нам было известно только, что Юлиан находится где-то на Балканах, что западная часть империи вроде бы у него в руках и что Констанций движется ему навстречу с многочисленным войском. Ну как нам было поступить? К людям такого положения и общественного веса, как мы, постоянно обращаются многочисленные самозванцы и призывают встать на их сторону. Попробуй угадай, кто из них одержит верх! Вспомнить хотя бы Максима - весьма поучительная смерть, а, дружище Либаний?

Впрочем, люди нашего круга уже привыкли к неожиданным сменам власти и выработали целую стандартную схему ответа на предложения такого рода. Сначала нужно сделать вид, что ты - весь внимание, потом вспомнить: ах да, как раз сейчас у меня крайне важные дела. А под конец не ответить ни да ни нет. Именно так мы с тобой в наш бурный век сподобились дожить до столь преклонного возраста.

Как сейчас помню этот ненастный день. Дело было где-то в середине ноября. Когда мы с Проэресием вышли на улицу, было на редкость холодно, дул пронизывающий ветер, и тучи на полуденном небе казались мрачнее, чем обычно. Проэресий машинально взял меня под руку, и мы вдвоем постарались как можно быстрее пробиться сквозь толпу, собравшуюся у Толоса. Лишь когда мы миновали храм Гефеста, Проэресий заговорил:

- Ты хорошо его знаешь. Как по-твоему, что нас ждет?

- Думаю, он победит.

- Но каким образом? У Констанция армия, на его стороне народ. У твоего… то есть нашего юного ученика нет никакой серьезной поддержки, об этом свидетельствует и реакция Ареопага на его письмо.