Книга Врата огня - Стивен Прессфилд

Никогда, даже в самом жестоком бою, я не видел, чтобы Диэнек утратил самообладание. Он всегда неколебимо сдерживал свои сердечные порывы. Теперь же мы видели, как он призывает все свои силы, чтобы вернуть себе суровость спартиата и командира. Он схватил ртом воздух с глубоким, как смертный хрип, вздохом,– звук, с которым жизнь покидает грудь умершего. Мой хозяин опустил безжизненное тело Александра и осторожно уложил на алый плащ. Правую руку он положил на то, что осталось от юноши, бывшего его подопечным и воспитанником с того самого утра, когда тот родился.

– Ты забыл про нашу охоту, Александр.

Эос, бледная заря, уже вынесла свой свет на пустынное, без облачка, небо, и можно было разглядеть звериные тропы и оленьи следы. Глаз начал различать дикие, прорытые ручьями склоны, столь схожие с Ферами на Тайгете, дубовые рощи и тенистые тропы, которые определенно изобиловали оленями и кабанами. Возможно, там водились и львы.

– А какую великолепную охоту мы бы устроили здесь этой осенью!

Глава тридцать четвертая

Предыдущие страницы были последними, до­ставленными Великому Царю до сожжения Афин.

В то время, за два часа до восхода, примерно через шесть недель после победы при Фермопилах, войско Великой Державы выстроилось у восточной стены города Афины. Пожарная бригада в сто двадцать тысяч человек (Как уже упоминалось, автор, следуя Геродоту, зна­чительно завышает численность персидских войск), по­строившись с интервалом в две вытянутые руки, выдвинулась к столице Аттики и преда­ла огню все храмы, святилища и обществен­ные здания, гимнасии, жилые дома, ремесленные мастерские, школы и складские помещения.

В это время этому человеку, Ксеону, кото­рый до тех пор быстро оправлялся от ран, полученных в сражении при Горячих Воротах, опять стало хуже. Очевидно, вид пылающих Афин глубоко повлиял на него. Снова и снова он лихорадочно спрашивал о судьбе Фалерона, где, по его словам, находился храм Персефоны Окутанной, в котором нашла убежище его двоюродная сестра, женщина по имени Диомаха. Никто не мог ничего сказать о судьбе этого пригорода. Пленнику становилось все хуже, и вызвали Царского лекаря. Определенно несколько проникающих ран в области груди снова открылись, и началось сильное внутреннее кровотечение.

В это время Великий Царь оставался недоступен, он находился с флотом, который готовился к неминуемому сражению с морскими силами эллинов, которые должны были появиться на рассвете. Утренней битве, с нетерпением ожидаемой флотоводцами Великого Царя, предстояло подавить всяческое сопротивление врага на море и оста­вить Пелопоннес беззащитным перед последним, решающим наступлением сухопутных и морских сил Великого Царя. После этого вся Греция будет покорена.

Я, историк Великого Царя, в это время получил приказ, предписывающий мне подготовить места для писцов, ко­торые рядом с Великим Царем будут наблюдать за мор­ским сражением и по ходу боя описывать действия вои­нов Великой Державы, которые заслужат отличие. Однако прежде чем заняться этим делом, я сумел провести боль­шую часть вечера у раненого грека. Ночь с каждым часом становилась все более зловещей. Над равниной вздымался густой черный дым, а пламя в Акрополе, в торговых и жилых кварталах освещало небо, как днем. Вдобавок берег потряс неистовый толчок, обрушив многочисленные строения и даже часть городских стен. Атмосфера была грозовой, словно небеса и земля, как и люди, надевали воинские доспехи, готовясь к войне.

Все время этот человек, Ксеон, оставался спокоен и в ясной памяти. 3апрошенные Оронтом сведения достигли лекарских шатров; жрицы Персефоны, предположительно и двоюродная сестра пленного Ксеона в их числе, через залив переправились в Трезен. Казалось, это глубоко успокоило грека. Он словно знал, что не переживет эту ночь, и беспо­коился теперь лишь о том, что смерть раньше времени оборвет его повествование. По его словам, он хотел, чтобы в оставшиеся часы под его диктовку записали как можно больше из заключительных часов сражения у Ворот.

Верхний край солнечного диска только прорвал гори­зонт, когда отряд начал спускаться с последнего скалистого склона над лагерем эллинов. Тела Александра и Лахида спустили на веревке вместе с Самоубийцей, чья рана в паху не позволяла ему двигаться. Диэнеку тоже потребовалась веревка. Мы цеплялись руками за скалу. Через плечо я видел копошащихся внизу людей – аркадцев, орхоменцев и микенцев. На мгновение мне показалось, что спартанцы тоже уходят вместе с ними. Могло ли случиться, что Леонид, поняв всю бесполезность сопротивления, отдал приказ отойти всем? Потом мои глаза невольно обратились к человеку, спускавшемуся рядом, и встретили взгляд Полиника. Он прочел на моем лице желание спастись. И только усмех­нулся.

У основания Фокийской стены спартанцы – их едва на­считывалась сотня Равных, еще способных сражаться, ­уже выполняли утреннюю гимнастику и облачались в дос­пехи. Они расчесывали свои длинные волосы, готовясь к смерти.

Мы похоронили Александра и Лахида на спартанском участке у 3ападных Ворот. Нагрудники и шлемы обоих отложили, чтобы использовать, а их щиты Петух и я оставили среди прочего оружия в лагере. В мешке Александра не нашлось никакой монетки для паромщика, у меня и моего хозяина – тоже. Как-то так вышло, что он все поте­рял, в том числе и кошелек, что госпожа Арета положила в мой неприкосновенный запас в тот последний вечер в лакедемонском поместье.

– Вот,– предложил Полиник.

Он протянул все еще завернутую в промасленное полотно монетку, которую его жена начистила для него,– серебря­ную тетрадрахму, отчеканенную гражданами Элеи в честь Полиника, чтобы увековечить его вторую победу на Олим­пийских играх. На одной стороне было выбито изображение Зевса Громовержца с крылатой Никой на правом плече, а на обратной – изогнутая полумесяцем оливковая ветвь вокруг палицы и львиной шкуры Геракла в честь Спарты и Лакедемона.

Полиник сам положил монету на надлежащее место. Ему пришлось пришлось разжать челюсти Александра со стороны, противоположной «обеду кулачного бойца» из янтаря и эвфорбии, которые зафиксировали раздробленные кости. Диэнек прочел молитву за павших. Он и Полиник опустили тело в алом плаще в неглубокую могилу. Не потребовалось почти никакого времени, чтобы забросать ее землей. Оба спартанца выпрямились.

– Он был лучше нас всех,– сказал Полиник.

С западных вершин спешили дозорные. Они заметили Десять Тысяч, которые завершили свой ночной поход и теперь стояли в пятидесяти стадиях в тылу эллинов. Они уже разгромили фокийских защитников на вершине. Греки у Ворот, по-видимому, имели часа три до того момента, ког­да Бессмертные завершат спуск и приготовятся к атаке.

Другие гонцы прибыли со стороны Трахина. Наблюда­тельный трон Великого Царя, как видел ночью наш отряд, был разобран. Ксеркс на своей царской колеснице шел в наступление – самолично со свежими войсками за спиной атаковать эллинов с фронта.

Участок захоронения находился на значительном расстоянии, более тысячи шагов от места построения спартанцев у Стены. Когда мой хозяин и Полиник вернулись, мимо прошагал отряд союзников, отступая в безопасное место. Держа слово, Леонид отпустил их – всех, кроме спартанцев.