Книга Испытание огнем. Лучший роман о летчиках-штурмовиках - Михаил Одинцов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
…Борубай смотрел на самолет, как на живое существо… Глаза осматривали, а рука гладила железо крыла и мотора, дерево фюзеляжа, как будто бы перед ним был не штурмовик, а конь. В частях машины виделись ему холка, грудь и круп горячего скакуна. Техник часто слышал, как летчик говорил «илу» одному ему понятные слова, но тактично молчал. Зарубин был старше своего летчика на тринадцать лет, и в нем боролись сложные чувства. Его не беспокоили их воинские звания. Он был выше этих обстоятельств. Для него пилот — всегда командир, а в данном случае не только командир. Ему хотелось помочь Борубаю быстрее повзрослеть. Он видел в нем своего младшего брата, а иногда и быстро выросшего сынишку. Борубай был у Зарубина уже пятым командиром за войну. И он поклялся перед памятью погибших сделать все, что в его силах. Он до слез был рад случаю, который свел Борубая с Осиповым, соединил их судьбы в одной паре, зная, что Матвей отдаст ученику все, что знает и умеет, не оставит его в минуту испытаний без помощи.
«Ох, как трудны первые шаги, а они часто определяют длину дороги жизни».
…«Илы» летели низко над землей. Под крылом в неширокой лесной просеке, как в высоких берегах, струился ручеек железной дороги, пробирающейся к Великим Лукам. Рыхлые, грязно-серые облака висели над самой кабиной, а впереди взгляд упирался в водянистую промозглость. Когда до города оставались считаные километры, видимость начала улучшаться, а облачный козырек чуть приподнялся вверх. Уже можно было что-то увидеть и на земле, и впереди себя.
— Самая погода для транспортников… Готовь оружие! Смотреть внимательно! Я буду связываться с командным пунктом… Молот!… Я — Триста двенадцатый, цель — артиллерия на железнодорожной станции, буду через две минугы…
— Я — Молот! Цель подтверждаю. В воздухе спокойно.
Лес кончился, и на снегу показалась грязная рыже-красная куча битого кирпича. Хаос набок поваленных крыш и еще чего-то, что раньше называлось домами, заводами, станцией и улицами, было городом. Жиденький огненный фейерверк взвился перед носом самолетов Осипова и Борубая… Мимо.
— Давай, Бору, чуть вправо. Где-то тут, в развалинах пакгаузов, еще есть артиллерия. Не видно только.
Станция осталась позади. Западнее щебня и рваного железа — аэродром. «Тоже пусто».
— Молот! Не видно пушек, и самолетов тоже нет. Куда бомбы бросать?
— Я — Молот. Надо завалить водонапорную башню, там у них наблюдатели. А потом побарражировать над своей территорией юго-западнее аэродрома. Пока есть горючее. Может, какой-нибудь и прилетит транспортник
— Понятно. Выполняем!
Пара Осипова обогнула вражеское кольцо с юга, вышла вновь на железную дорогу и развернулась на запад.
— Бору, эрэсы пускать будем по одному, чтобы в лоб нам не стреляли. Бомбы бросать по моей команде самой плотной серией. Становись поближе. Понял?
Самолет ведомого покачался с крыла на крыло. И опять впереди реденькими красными прожилками огневая завеса. Осипов повел машину со снижением к земле, стреляющих не увидел, но послал вперед два эрэса. Вдогонку ушли цепочкой снаряды сержанта.
— Не горячись! Побереги.
Над развалинами показалась башня. Матвей по прицелу довернулся на нее. Больше маневрировать было нельзя. Снова послал вперед два снаряда и стал ждать, пока самолет придет на дальность бомбометания…
— Бору, приготовились… Бомбы… Молот, сбросили. Замедление семь секунд.
— Выходи из огня. Результаты бомбометания сообщит пехота.
Внизу опять снежное поле с прокатанной взлетной полосой, пустыми самолетными стоянками. Но сейчас зенитчики уже не спали: встретили «илы» разноцветными всполохами трасс. Осипов услышал хлопок разрыва, щелчок попадания, самолет слегка тряхнуло, как на воздушной яме. Территория врага кончалась.
— Как там у тебя, все нормально?
Борубай покачал самолет с крыла на крыло. Матвей осмотрел, сколько мог, самолет, проверил его исправность по приборам и пришел к выводу, что попадание пришлось по пустой конструкции. Можно было дежурить…
Осипову надоело петлять над перекрестком дорог, выписывать в воздухе бесконечное число раз фигуру, похожую на цифру «восемь». Глаза намозолила однообразная облачная серость и мелькающая безликая пестрота под крылом. Матвей уже не искал в небе неожиданно появившуюся точку, которая могла быть самолетом.
За эти двадцать минут над городом побывало еще три пары «илов», но ему смены пока не давали. Он завидовал проходившим позже него. «Сделал быстро, что приказали, — и восвояси». Завидовал им и сочувствовал Борубаю, которого, наверное, уже до тошноты довела сегодняшняя тренировка в групповой слетанности.
Горючее подходило к концу. Пора было проситься домой.
— Молот, я — Триста двенадцатый, мне пора домой по горючему.
— Сколько еще можешь продежурить?
— Не более двенадцати минут.
— Хорошо! Сделай еще две восьмерки, мы тебя сменим очередной парой.
— Понял, выполняю.
Прошло две-три минуты, и в эфире прозвучала тревога:
— Триста двенадцатый, я — Молот, как слышишь?
— Хорошо слышу.
— Сейчас пехота передала, что минут пятнадцать назад на Луки прошел «юнкерс». Давай быстро за ним.
— Понятно!… Борубай, пошли! Скорость побольше, может, еще и не улетел.
Матвей повел машину вверх, поближе к облакам, чтобы был побольше обзор, да и стрелять на пикировании сноровистей. Минута полета, и впереди снова показались развалины, а ближе и левее — белое ровное поле. Ю-52[15]уже взлетал.
— Бору! Видишь «юнкерс»?…
Посмотрел на ведомого. В форточке фонаря торчали рука и поднятый вверх палец.
— Хорошо. Атакуешь первый. Выход из атаки с разворотом влево. Если не собьешь — повторная атака.
…Светлячки снарядов зенитной артиллерии остались сзади. «Юнкерс» уже в воздухе. Моторы на полной мощности коптили. Летчик, сколько мог, задрал самолет вверх — набирал высоту. А до облаков ему всего триста метров.
— Бору, бей наверняка, облака близко. Ну, пошел! Прикрою! Мотору полные обороты!
Матвей круто положил машину на левое крыло. Отсчитал в развороте десять секунд и сразу вправо. Взгляд назад. Сзади все спокойно, истребителей нет. Нашел впереди «юнкерс» и впившийся в его хвост «ил». Борубай стрелял. Вражеский стрелок тоже. Кто кого?
Осипов сам пошел в атаку. Передний «ил» начал отваливать, и, хотя еще было далековато, Матвей дал пушечную очередь. Теперь по выходящему из атаки стрелок стрелять не решится.
«Юнкерс» рос в прицеле. Матвей наложил поперечную линию прицела на передний мотор. Теперь самолет врага летел в перекрестье, туда, где пойдут снаряды, и нажал на все гашетки…