Книга По дороге к любви - Дж. А. Редмирски

— Хорошо, я буду с вами.

Единственное утешение теперь для меня — ее голос. Я задыхаюсь. Мысли путаются. В горле комок, говорить трудно. Сейчас я способна только стоять и смотреть на него. Мне страшно даже присесть на пол рядом с Эндрю, я боюсь, что у него снова начнется припадок и мне тоже достанется.

Через несколько минут слышу за окном сирену «скорой помощи».

— Думаю, они уже на месте, — слышу я в трубке далекий голос.

А я все еще боюсь оторвать взгляд от Эндрю.

«Почему это случилось?»

Слышу стук в дверь, собираюсь с силами, вскакиваю и бегу открывать. Не помню даже, что уронила мобильник Эндрю на пол, он включен, и дежурная все еще на линии. Вижу только, как Эндрю поднимают, кладут на носилки и затягивают ремешки.

— Как его имя? — слышу я чей-то голос, думаю, что это кто-то из бригады «скорой помощи», но лица не вижу; вообще ничего не вижу, кроме Эндрю, которого вывозят из квартиры.

— Эндрю Пэрриш, — отвечаю я едва слышно.

Смутно слышу, как кто-то сообщает мне название больницы, куда его повезут. Они уезжают, я стою на месте как столб, тупо глядя на дверь. Проходит несколько долгих минут, пока в голове у меня все не выстраивается. Я хватаю мобильник Эндрю и начинаю искать номер его матери. Звоню, сообщаю, что случилось, слышу ее плач в трубке, потом она, кажется, роняет телефон.

— Мисс Пэрриш? Мисс Пэрриш? — Глаза щиплет от слез. — Мисс Пэрриш?

Но на другом конце тишина.

Я наконец одеваюсь, напяливаю что под руку попадет, хватаю ключи от машины Эндрю, сумочку и выбегаю на улицу. Выезжаю, и только через несколько минут до меня доходит, что я совсем не знаю, куда ехать и где я теперь. Вижу заправочную станцию, останавливаюсь, чтобы спросить, как добраться до больницы, выслушиваю объяснения, еду дальше, с трудом нахожу нужное здание, едва не заблудившись. Голова плохо работает.

Хлопаю дверцей, бегу в отделение скорой помощи. Сумочка висит на плече и хлопает меня по спине. Если бы я ее уронила, то вряд ли заметила бы. Сестра за стойкой набирает на клавиатуре его имя, сообщает, куда идти, я бегу и попадаю в приемный покой. Я здесь совершенно одна.

Думаю, прошел уже час, но могу ошибаться. Час. Пять минут. Неделя. Для меня это сейчас совершенно безразлично, ощущение такое, что времени вообще больше нет. В груди больно, я слишком много плакала. Хожу по коридору взад и вперед без остановки, бездумно считая пятнышки под ногами на ковре.

Проходит еще час.

Обстановка в приемном покое невероятно унылая: безвкусные коричневые стены и коричневые скамьи в два ряда по центру. Высоко на стене над дверью часы, тикают, секундная стрелка ходит по кругу… Или не тикают? Похоже, у меня что-то со слухом, да и соображаю туго. На столике кофейник, рядом умывальник. Появляется какой-то человек, кажется, выходит из той двери, наливает в пластмассовый стаканчик кофе и исчезает.

Еще час.

Ужасно болит голова. Губы потрескались, саднят. То и дело их облизываю, но становится только хуже. Куда-то подевались все медсестры, надо было остановить ту, которую я видела в последний раз, она мелькнула в длинном, залитом светом флуоресцентных ламп коридоре и пропала, будто ее и не было.

Почему так долго никого нет? Что происходит?

Тру рукой лоб, лезу в сумочку, чтобы достать мобильник Эндрю, и вдруг слышу знакомый голос.

— Кэмрин…

Резко поворачиваюсь всем телом.

В приемный покой входит Эшер, младший брат Эндрю.

О, как хочется вздохнуть полной грудью, наконец-то хоть кто-то пришел поговорить со мной, успокоить, разогнать это жуткое, болезненное чувство неизвестности, но мне трудно дышать, я со страхом жду: вот сейчас он сообщит что-то ужасное. Про Эндрю. Насколько мне известно, Эшера не было в Техасе, и если он вдруг здесь оказался, значит прилетел на первом же самолете, а такое бывает, когда случается что-то плохое.

— Эшер… — Не могу говорить дальше, мешают слезы. И без колебаний бросаюсь ему в объятия. Он крепко прижимает меня к себе. — Эшер, умоляю, скажи, что происходит? — Из глаз снова потоком текут слезы. — С Эндрю все в порядке?

Эшер берет меня за руку и ведет к скамейке, мы садимся рядом, я цепляюсь обеими руками за сумочку, мне сейчас нужно хоть за что-то держаться.

Эшер очень похож на Эндрю, я гляжу на него, и у меня болезненно сжимается сердце. Он мягко улыбается мне.

— Сейчас с ним все хорошо, — говорит он, и этой коротенькой фразы достаточно, чтобы все мое существо ожило и наполнилось энергией. — Но не исключено, что ему станет хуже.

С такой же мгновенной скоростью силы вновь покидают меня. Эта обратная волна, кажется, уносит с собой и сердце, и душу, и крохотную надежду, которая все это время теплилась у меня в груди, с той самой минуты, когда все случилось.

«Что он говорит… Что он пытается мне втолковать?»

Грудь моя содрогается от рыданий.

— Как это? Что ты хочешь этим сказать? — У меня едва хватает сил шевелить губами.

Эшер тихо вздыхает.

— Месяцев восемь назад, — говорит он, тщательно подбирая слова, — у брата обнаружили в мозгу опухоль…

Сердце мое сейчас остановится. Я не могу дышать.

Сумочка падает на пол, из нее высыпается все содержимое, но я не двигаюсь и пальцем не шевелю, чтобы подобрать. Не могу.

Эшер берет меня за руку:

— Наш отец лежал тогда при смерти, поэтому Эндрю отказался лечь на дальнейшее исследование. Он должен был вернуться и сразу же пойти к доктору Марстерсу, но он не пошел. И мама, и Эйдан пытались убедить его. Насколько мне известно, сначала он согласился, но все равно никуда не пошел, потому что состояние отца ухудшилось.

— Нет… — Я раскачиваю головой снова и снова, я не хочу верить ни одному его слову. — Нет… Нет… — повторяю я как заведенная, желая изгнать все его слова из головы, все до единого.

— Вот почему Эндрю с Эйданом постоянно ругались, — продолжает Эшер. — Эйдан пытался заставить его сделать то, что нужно было сделать, а Эндрю… Он всегда был у нас упрямый… Эндрю всякий раз только огрызался.

Я гляжу в стену:

— Так вот почему он не хотел ехать в больницу к отцу…

Эта мысль буквально парализует меня.

— Да, — спокойно отзывается Эшер. — Поэтому и на похороны не приехал.

Подношу трясущиеся пальцы к губам, гляжу на Эшера в упор, сверлю его взглядом:

— Он боится. Боится, что с ним то же самое, что опухоль удалить невозможно.

— Да.

Я вскакиваю со скамейки, под подошвой трещит тюбик губной помады.

— Но что, если все не так безнадежно? — горячо шепчу я. — Он же теперь в больнице, врачи должны помочь ему, они сделают все, что нужно… — Я шагаю к выходу. — Я заставлю его пройти обследование. Сделаю все, но заставлю! Он послушает меня!