Книга Утомленное солнце. Триумф Брестской крепости - Валерий Белоусов

Люди сидят на жалюзи двигателя, стоят, держась за башню, держатся за ствол пушки, лежа на крыльях над гусеницами. От этого не видно, что на броне нет никаких обозначений — ни тактических значков, не уставных звезд… впрочем, на башне видна сделанная широкой, свободной кистью надпись «Беспощадный Красный Пролетарий».

Видимо, танк все же не румынский… и не финский… Да и откуда в Советской Белоруссии взяться финским танкам?

Даже и без надписи видно, что это далеко не иностранное изделие — в самом облике машины есть что-то могучее, исконное, русское…

Из открытого верхнего люка появляется темно-коричневое лицо под шапкой черных курчавых волос и хрипловатый голос спрашивает:

— Додик, ты за картой следишь?

Танк притормаживает. Из открытого люка на лобовой броне ловко выскальзывает худощавая фигурка, выдергивает из люка костыль, и быстро, энергично хромает к паперти церкви. О чем-то переговорив с бабульками у церковных ворот, Додик стремительно дошкандыбает до танка и так же ловко ныряет назад в люк:

— Так точно, товарищ командир, слежу! Точно едем, на Каменец…

— А это что за ворота?

— А это, товарищ командир, каменная брама… Здесь кладбище, солдатское, Империалистической войны… наши здесь похоронены, русские…

— Внимание! Смирно! Равнение налево! — командует Эспадо.

И советские воины отдают честь памяти павших…

Тихо… тихо… все громче и громче… звучит «Прощание славянки»…

«Та-та тата-татаааа, тата-та тата-та та-таааа….»

24 июня 1941 года. 09 часов 30 минут.

Южнее Вильно

К этому времени немецкие войска в Литве заняли Вильнюс, Каунас и Кейданы. 5-й и 6-й армейские корпуса, еще 23 июня выведенные из подчинения 3-й танковой группы Гота, продвигались в Литве по правому берегу р. Неман.

Немецкий 20-й армейский корпус получил приказ двигаться на Лунно, 8-й корпус — на Скидель и Лиду.

И если 20-й корпус вынужден был отбивать яростные атаки советских танков из остатков конно-механизированной группы Болдина (впрочем, с каждым часом становившиеся все слабее — у советских танкистов кончались боеприпасы и топливо, а подвозить их было некому — автоколонны снабжения догорали на разбомбленных дорогах), то 8-й корпус продолжил охват с севера советских войск в Белостокском выступе.

Оборона разрозненных подразделений на реке Котра (остатки 56-й стрелковой дивизии, некоторые подразделения 11-го мехкорпуса и войск НКВД) была прорвана. Тут управление частями и подразделениями было совершенно нарушено. Под постоянной бомбежкой и разрывами снарядов все части перемешались и войска начали отступать на юго-восток в полнейшем беспорядке.

Смешалось все: и пехота, и артиллеристы, и танкисты в пешем строю, связисты, тыловики, отступающие гражданские люди.

Вот русский танкист, с перевязанными тряпкой обгорелыми руками, несет на плече ДТ, рядом — идет артиллерист со снятой с орудия панорамой. А следом — два пехотинца. Просто так, налегке шествуют, с пустыми руками… впрочем, шинелей и котелков не бросили (наверное, думают, в плену пригодится).

На некоторых рубежах стояли заслоны из пограничников, военных останавливали, составляли взводы, роты и бросали в бой против немцев. Но обычно такие наспех собранные подразделения особого сопротивления немцам не оказывали и отходили на восток.

Боеприпасов, горючего, питания не было. Вот когда сказалось наличие в войсках всего 6 % бензозаправщиков от мобилизационного плана.

Раненых было очень много, и им помощи почти никто не оказывал…

Счастлив был тот раненый, который мог самостоятельно ходить. Остальные были обречены на мучительную долгую смерть в литовских лесах…

К исходу часа немецкая 8-я пехотная дивизия 8-го армейского корпуса с боем взяла Скидель.

Дорога на Минск была немцам открыта…

24 июня 1941 года. 10 часов 00 минут.

Минск. Здание ЦК КПБ(б). Кабинет Пономаренко

В уже виденном нами громадном кабинете — пусто. За маленьким приставным столиком, возле длинного, покрытого зеленым сукном стола для заседаний сидят только два человека.

Один из них — грузный, с обритой наголо массивной головой, в великолепном генеральском кителе с Золотой Звездой Героя и сверкающими орденами на груди — три ордена Ленина, два ордена Красного Знамени, медаль «XX лет РККА», да еще и депутатский значок. Глыба, а не человек!

И второй — чуть лысоватый, чуть полноватый, в полувоенной форме, которую любили одевать ответственные работники Страны Советов, в чудаковатом пенсне… похож не то на главбуха, не то на главного инженера небольшого заводика…

Нет, скорее все же на бухгалтера, и не простого, а ревизора из КРУ. Или даже на следователя из ОБХСС. Потому что у его собеседника, великолепного с виду генерала, дрожат губы, как у проворовавшегося товароведа…

Павлов дрожащим голосом ноет:

— Товарищ Берия, поверьте…

— Охотно вам верю, товарищ Павлов… И вам верю, и товарищу Болтину верю… Не забыли еще Болтина? Как вы ему выговаривали в Испании, когда он отобрал у вашей переводчицы книгу Троцкого «Моя жизнь» и сжег… Понятно, сами вы ее читать не могли, чай, она на немецком была издана… но ведь сожалели же, правда? Как это вы Болтину сказали: «Неправильно сделал, пусть бы люди читали…»

— На меня может написать каждая сволочь, а я должен на все это отвечать и давать показания? — обиженно поджав толстые губы, отвечает Павлов.

— Упаси Боже, далеко не каждая! — махнул на него рукой Берия. — Разве Берзин — бывший начальник Разведупра — это «каждая»? Нет, Берзин — это сволочь очень редкая… Как это Берзин о вас говорил, сейчас посмотрим… а, вот: «При приезде Павлова в Испанию меня с ним познакомил Мерецков, представив как нашего боевого командира и „белоруса“, верного товарища, прошедшего школу Иеронима Петровича… Впоследствии через Мерецкова я дал Павлову указание проводить вредительскую работу, как в области подготовки экипажей, выпуская их необученными на фронт, так и в боевом использовании танковых частей, направляя танки на позиции противотанковой артиллерии, что он и выполнял…»

— Ну, вы же сами понимаете, КАК даются такие показания…

— Намекаете, что покойника при жизни долго и тщательно били? Не знаю, не знаю… теперь уж у него не спросишь… у мертвого-то. А вот товарищ полковник Поль Арман, к счастью, жив-живехонек. Знаете такого?

— Конечно, знаю…

— У вас с ним никогда не было конфликтов, ссор?

— У МЕНЯ? С каким-то полкашом? Пфе…

— Ну и ладушки. Вот и хорошо. Что это там товарищ полковник нам пишет? Ага. «Павлов, находясь в БВО с 30-х годов, был в близких отношениях с Уборевичем, имел с последним непосредственную связь, отчитывался в своих действиях перед ним. В Испании Павлов вместе с Берзиным проводил предательскую линию, направленную на поражение войск Испанской Республики. Павлов поощрял трусов, троцкистов, которых незаслуженно представлял к наградам, издевательски относился к бойцам-интернационалистам, разжигая среди них национальную вражду. Был тесно связан со Смушкевичем и Мерецковым». Кстати, оба-два этих товарища сейчас дают признательные показания… А товарищ Арман нами уже освобожден, и его дело производством прекращено…