Книга Империя солнца - Джеймс Грэм Баллард

Когда они свернули на окружную дорогу, Джим принялся во все глаза смотреть на аэродром Лунхуа, который успел превратиться в розовую мечту любого летчика. На летном поле десятками стояли самолеты военно-морских и военно-воздушных сил США, новенькие, только что спущенные с конвейера истребители и сияющие хромированным покрытием транспортные самолеты, которые хоть сейчас можно было выставлять в рекламных витринах на Нанкинском шоссе.

Джим ожидал увидеть лагерь в полном запустении, но ничего подобного: бывшая тюрьма ожила опять, на столбы по периметру натягивали новенькую колючую проволоку.

Несмотря на то что война уже три месяца как кончилась, в этом тщательно охраняемом компаунде до сих пор жили сотни три граждан Соединенного Королевства. В бывших спальных помещениях блока Е обитали теперь целые семьи, понастроившие клетушек из стенок американских ящиков для НЗ, парашютных коробов и стопок нечитанных номеров «Ридерз дайджест». Когда Джим, в поисках бывшей выгородки Бейси, попытался вытянуть из самодельной стены один журнал, его бесцеремоннейшим образом прогнали вон.

Оставив жильцов сторожить свои сокровища, он дал знак Янгу подъехать к блоку G. В комнате Винсентов жила теперь китайская ама, которая работала на обитавшую через коридор британскую пару. Ни впустить Джима, ни открыть дверь больше чем на чуть-чуть она не захотела; он вернулся в «Линкольн» и велел Янгу сделать прощальный круг по лагерю.

Ни больнички, ни кладбища больше не существовало: на их месте остался всего лишь участок выжженной, покрытой углями и пеплом земли, из которой торчали несколько обгоревших балок. Могилы тщательно сровняли с землей, так, словно собрались разбить здесь с десяток теннисных кортов. Джим походил между пустыми канистрами из-под керосина, которым, видимо, и облили больничку, чтобы сжечь, посмотрел сквозь колючую проволоку на летное поле, на бетонную взлетно-посадочную полосу, которая упиралась в пагоду Лунхуа. Обломки разбитых японских самолетов заросли густым бурьяном. Пока он стоял у ограды, пробегая глазами по руслу узкого канала, над лагерем пролетел американский бомбардировщик. На доли секунды, отразившись от серебристого испода крыльев, по крапиве и чахлым ивам пробежал призрачный бледный отсвет.

Янга эта поездка в Лунхуа отчего-то обидела, и всю обратную дорогу он просидел за рулем мрачнее тучи, а Джим думал о последних неделях войны. Под конец вообще все как-то спуталось. Он почти совсем ничего не ел, и, должно быть, с головой у него тоже не все было в порядке. Однако он знал наверняка, что видел вспышку атомной бомбы над Нагасаки даже через те четыреста миль, которые занимало Желтое море. Более того, он видел начало третьей мировой войны и отдавал себе отчет в том, что находился в самом центре разворачивающихся событий. Толпы, которые смотрят на Дамбе кинохронику, никак не могут взять в толк, что это всего лишь киножурнал перед настоящей, полномасштабной войной, которая между тем уже началась. Придет время, и не будет больше кинохроники.

В последние несколько недель перед тем, как отплыть вместе с матерью на «Арраве» в Англию, Джим часто думал о молодом японском летчике, которого он воскресил из мертвых. Теперь он уже не был до конца уверен, что это тот самый летчик, который скормил ему манго. Очень может быть, что этот юноша как раз был при смерти и очнулся, когда Джим завозился рядом в траве. И, тем не менее, имела место определенная цепь событий, и может так случиться, что с ходом времени из мертвых воскреснут и другие люди. Миссис Винсент и ее муж умерли после обратного перехода от стадиона вглубь материка, вдалеке от Шанхая, в какой-то маленькой деревушке на юго-западе. Но Джим мог помочь оставшимся в больничке заключенным. А Бейси, он что, умер во время нападения на стадион, чуть-чуть не добравшись до золоченых нимф президентской ложи? Или они с лейтенантом Прайсом по-прежнему скитаются по долине Янцзы в «Бьюике» бывшего генерала-коллаборациониста и ждут, когда третья по счету война опять вернет их к жизни?

Родителям Джим ничего об этом не рассказывал. Не стал он особо доверяться и доктору Рэнсому, который открыто подозревал Джима в том, что тот решил и после перемирия остаться в лагере Лунхуа, чтобы по-прежнему играть в свои игры, замешенные на войне и смерти. Джим помнил свое возвращение в дом на Амхерст-авеню и родителей, которые встретили его в саду в шезлонгах — слабыми улыбками. Трава у пересохшего бассейна разрослась так, что скрывала их чуть ли не с головой, и Джим тут же вспомнил густые заросли крапивы, в которых лежали мертвые японские летчики. Пока доктор Рэнсом в своем американском мундире неловко стоял на веранде, Джим хотел было объяснить родителям, сколько всякого они с доктором пережили вместе, но у отца с матерью позади была своя собственная война.

Они были очень рады Джиму, но за прошедшие годы сильно постарели и стали какие-то… не от мира сего.

Джим прошелся по причалу, возле которого стояла «Аррава», глядя вверх, на мерцающую над головами у толпы кинохронику. Второй экран, перед «Палас-отелем», опустел, и образы салютующих армий и танковых атак сменились прямоугольником серебристого света, который висел в ночном воздухе окном в иной мир.

Пока армейские техники чинили на своем высоком помосте вышедший из строя кинопроектор, Джим пересек трамвайные рельсы и двинулся в сторону экрана. Словно бы впервые увидев, китайцы останавливались и смотрели на белый прямоугольник. Джима толкнул рикша-кули, в тележке у которого сидели две девочки из бара в меховых шубках; он остановился и отряхнул рукав пиджака. Напудренные лица проституток в призрачном свете киноэкрана казались зловещими масками.

Впрочем, китайцы уже отворачивались от экрана, привлеченные совсем другим зрелищем. У лестницы, ведущей к парадному входу «Шанхай-клаба», уже собралась толпа. Сквозь дверь-турникет наружу вывалилась группа английских и американских моряков и выстроилась на верхней ступеньке; моряки о чем-то спорили и пьяно махали руками в сторону ошвартованного у Дамбы крейсера. Потом они начали выстраиваться в одну шеренгу, как хор, а китайцы стояли внизу и смотрели. Заметив, что они привлекли внимание любопытной, хотя и молчаливой аудитории, моряки начали свистеть и подначивать китайцев. Потом, по сигналу самого старшего в шеренге, они все разом расстегнули свои расклешенные книзу брюки и принялись мочиться на лестницу.

В пятидесяти ярдах ниже выхода китайцы молча стояли и смотрели на то, как множество струй сливается в пенистый поток мочи, который бежит вниз по ступенькам, на улицу. Когда он добежал до тротуара, китайцы отошли, и лица у них были пустыми, лишенными какого бы то ни было выражения. Джим оглянулся на стоящих вокруг людей, на клерков, кули и крестьянок, прекрасно понимая, о чем они сейчас думают. В один прекрасный день Китай заставит весь остальной мир платить по счетам, и вот тогда мало не покажется никому.

Армейские киномеханики наладили наконец свой проектор, и в небе над головами толпы снова развернулись авиационные сражения. Моряков увезла куда-то кавалькада рикш, а Джим пошел обратно на «Арраву». Родители отдыхали сейчас в салоне первого класса на верхней палубе, и Джиму хотелось провести последний вечер с отцом; завтра они отплывают в Англию, вдвоем с матерью.