Книга Комендант мертвой крепости - Владимир Аренев

При этом сами Врата остались всё тем же пыльным захолустным городом. Чужаки наведывались сюда раз в сезон и за пределы центра редко выходили: просиживали штаны на Барышней улице, наведывались в «Медовые утехи», в остальное же время отсыпались у себя в комнатах.

Но самое главное: к чужакам здесь привыкли.

— Как звать-то? — спросил тощелицый хозяин, занеся руку с обломком мела над дощечкой, куда вписывал имена постояльцев.

— Ярулт Звонкоголосый. — Таиться не имело смысла. Кто его мог здесь помнить? А даже если бы… что с того? В этих зыбучих песках, в этом болоте, как и всегда, мало знали о внешнем мире. Старожилов волновали только они сами — да и то не слишком.

Времени у него было сколько хочешь. До торгового сезона и наплыва купцов оставалось больше месяца.

Первых два дня он только спал и ел. Говорил себе, что нужно наконец отдохнуть, а то после всего… раздёрганный, нервный, даже самые простенькие мелодии перевирает.

На третий день он поймал себя на том, что бездумно в сотый раз протирает корпус и гриф, что сегодня, якобы для разминки пальцев, сыграл «Холмы в седом тумане» столько, сколько за всю жизнь не играл.

Хватит, сказал он себе. Это уже не разумная осторожность, а самая обычная трусость. Хватит, всё.

Надел плащ и спустился вниз.

Вопросом, а куда, собственно, идти, Ярулт задался уже на улице. В самом деле: никто его здесь не ждёт, и никто ему не будет рад. Отправился куда глаза глядят, бездумно и растерянно. Мысль о том, что он во Вратах — чужак, гость, была словно лишнее, но очень нужное слово в строфе.

Храмовая площадь сама собой вывернулась из-за угла и наплыла из полумрака, мигая жёлтыми огоньками в светильниках. За прошедшие годы она как-то ощутимо скукожилась, усохла. Слева от входа в Храм, в проулке, угрюмо ворочал метлой мусорщик. Торговцы покрикивали на прислугу, чтобы живее сворачивала лотки.

Он поднялся по занесённым песком ступеням, толкнул узкую дверь и вошёл.

Внутри было зябко и пусто. Статуя Молотобойца казалась уродливой глыбой. Подойдя ближе, Ярулт сообразил, что ей зачем-то приделали другую голову — очень похожую на прежнюю, но крупнее и с более грубыми чертами лица.

На алтаре лежало два сморщенных сочника, жёлтый и красный, по ним ползали мошки. Ярулт залез пальцами в кошель, выудил несколько медяков и аккуратно положил рядом с сочниками.

Затем встал перед статуей и какое-то время молчал, думая о разном. Он уже собирался уходить, когда заметил краем глаза движение. Это была старуха, такая же ссохшаяся и сморщенная, как этот храм, эти сочники, как весь этот город. Она посмотрела на Ярулта крупными и неожиданно живыми глазами, поправила на правом плече свой громадный бесформенный плащ и, взяв левой рукой из ниши горящую свечу, с будничной неспешностью принялась зажигать свечи перед алтарём, хотя даже Ярулту было ясно, что ни сегодня, ни вообще когда-либо в обозримом будущем сюда никто не придёт. Пыль и запустение, везде пыль и запустение.

Он вдруг устыдился самого себя и вышел наружу. На площади уже было пусто, он зашагал прочь, к «Бархану». Напиться как следует.

В одном из проулков свора подростков окружила женщину и с нарочитой ленцой перебрасывалась мнениями по поводу её статей, её родичей и её манеры «глотать» и «щекотать». Женщина обречённо молчала и вжималась спиной в забор. За забором всполошенно кудахтали сибарухи, чей-то голос велел им заткнуться, хлопнул ставень. Подростки заржали.

— Ишь как… — сказал Ярулт. — До Рябых пустырей — кварталов пять… ишь… а уже и здесь…

Он решительно свернул в проулок и встал перед сволочами.

— Тебе чего, тухарик? — спросил их вожак, рослый, чем-то напомнивший Ярулту предводителя Рвачей.

Ярулт не ответил, просто ударил. Он понимал, что бьёт сейчас не за себя — за того загнанного храменёнка, за его мечты, которые не сбылись. Мстит за прошлое, которое обернулось вот этим пыльным и тоскливым городом.

Хватило трёх ударов. Свора рассыпалась и застучала каблуками по мостовой. Вожак, кровяня носом булыжники, отполз, вскочил и на карачках припустил вслед за своими.

— Сп… спасибо.

— Пустое, — сказал Ярулт. — Вас провести?

Она заколебалась, Ярулт буквально слышал, о чём она сейчас подумала.

— С детства не люблю таких вот, — пояснил он. — Меня зовут Ярулт, я певец. Всю жизнь в дороге… поэтому так хорошо дерусь.

Она посмотрела на него внимательнее, как будто с изумлением. И он вдруг узнал.

— Олли? Рыжая Олли?!

— Ярри. — Она покачала головой: — Откуда ты здесь? Когда вы с Конопушкой сбежали, все думали… а, неважно.

— Пойдём, всё-таки провожу. — Он решительно взял её за руку. — Заодно расскажешь, как здесь всё. Или, если не торопишься, давай выпьем чего-нибудь.

Она замялась, но кивнула:

— Хорошо.

* * *

Времени у него было сколько хочешь. На следующий день он собрал в дорожный мешок кое-что из прикупленной снеди и сказал тощелицему хозяину, что вернётся к утру. Тот понимающе закивал, скрывая ухмылку, дуттаров выслед!

У ворот Ярулта остановили.

— Там дальше ничего нет, — сказал один из стражников с шелушащейся кожей и водянистым взглядом. — Порталы в другой стороне.

— Я знаю, — кивнул Ярулт. — Хочу вот взглянуть на Шандал. Много о нём слышал… Может, балладу напишу.

— Балладу, — протянул стражник. — Много ты там насмотришь на балладу.

Он махнул рукой, дескать, проходи, и неожиданно, вдогонку, сказал:

— Я был там, когда из столицы доставили кройбелсов приказ. И ведь правильный приказ, у кройбелса в советниках не болваны сидят. Оно и проще выходило, и дешевле, и всяко безопасней. Им бы, в крепости, радоваться. А они… Видел бы ты их лица, когда Вёйбур прочёл депешу. Я видел.

— Во Вратах кого-нибудь из них ещё можно найти?

Стражник пожал плечами:

— Из ветеранов — вряд ли. Все уехали. Как будто сбегали, как будто им стыдно было. Остался только Рултарик, на кройбелсскую пенсию купил в предместьях домик, жил незаметно. Всё дивились: Рултарик — и «незаметно»! Потом он начал пить, сильно, со злобой такой, знаешь, словно хотел кому-то отомстить. В город никогда не ходил. Иногда выбирался к ущелью. Смотрел и уходил.

— Умер?

— Умер. Говорят, дважды рождённые живучей, но возраст-то берёт своё… да и пил он крепко.

От ворот к ущелью вела пропылённая дорога. В щелях между плитами пышно разрослись травы, запах цветов показался Ярулту неуместно праздничным.

Когда они с Конопушкой уходили из Врат, тоже пахло цветами. Будущее казалось долгожданным освобождением.

А оказалось…

Он вспомнил вчерашний разговор с Оллимой.