Книга Последняя игра - Алексей Рыбин

Сама Лера – пятидесятилетняя тетка – была, конечно, в курсе дел Пельменя, про Якова Сергеевича знала же очень немного, обычная такая блатная баба, недалекая, примитивная, как считал Яков Сергеевич, матерщинница и любительница пролить сентиментальную слезу, когда какой-нибудь из их «соколиков» получал шальную пулю в лоб или на зону отправлялся…

Яков Сергеевич-то счет «соколикам» не вел, этого добра в городе хватало, один «соколик» улетит, на его место сразу десяток других просится. Хоть конкурс объявляй на боевиков. Впрочем, конкурсы и были. Заочные, правда. Очные этот гаденыш, Андрей Крепкий, устраивал. У него и спортзал свой для этого существовал. И тренеры, и массажисты… У Пельменя все было проще. Он брал проверенных в делах уличных бойцов из разгромленных им же самим конкурирующих группировок. И «соколики» оказывались парнями негордыми, непринципиальными, не торгуясь, шли на службу к бывшему врагу, без страха и упрека.

Он решил встретиться с Кибировым и изучить его получше. Конечно, Яков Сергеевич был с ним прекрасно знаком, но все разговоры о делах обычно вел Пельмень, а Якова Сергеевича просто ставили перед фактом – какие документы оформить и когда это нужно сделать, какие «темы» приняты в разработку, какие деньги и на какой счет должны переводиться…

Яков же Сергеевич считал, что достаточно ему будет полчаса с глазу на глаз посидеть с этим Кибировым, напрямую поговорить о сложившейся ситуации, и он поймет – ссучился Кибиров или тоже является жертвой странных обстоятельств. Яков Сергеевич не верил в случайности и совпадения. Слишком уж много произошло неприятностей с приездом этого гуся московского. Разбираться надо не откладывая.

Он съездил в больницу к Вилли – все-таки пришлось ему лечь в серьезное заведение, сначала хотел дома отлежаться, но рана начала вести себя нехорошо, мгновенно загноилась, распухла, поднялась температура… Рана-то вроде пустяковая, но с огнестрельными ранениями лучше не шутить. Они запросто могут какие-нибудь подляны выкинуть, заражение там, еще что-нибудь пакостное…

Поговорив с Вилли, Яков Сергеевич получил право распоряжаться силовыми структурами Пельменя. Вилли стоял ниже на иерархической лестнице группировки, но «силовики» были замкнуты на него, и он, при желании, мог запросто изменить расстановку фигур на доске, а мог и вообще, если бы захотел, всю эту самую лестницу сломать.

Но он был человеком разумным и, выслушав Якова Сергеевича, тут же позвонил своим звеньевым, кое-кому из бригадиров и дал нужные указания. Отдельно позвонил Хрящу, чтобы тот не очень распоясывался.

Так что теперь Яков Сергеевич был во всеоружии и готовился к встрече с Кибировым. Она должна была состояться вечером в офисе Пельменя на улице Чапыгина, напротив телецентра.

Глава двадцать девятая

Надо было быть слепой, чтобы не видеть, как Яков гребет все под себя. Причем делает это со скоростью звука. Еще Пельменя не похоронили, а он уже такую деятельность развил. Сучара!

Зоенька плеснула себе в высокий бокал виски – она была незнакома со столовым этикетом и всегда пила из того, что побольше. Поглубже, пошире… В этом она была мастерица, с Пельменем на равных могла сидеть всю ночь.

Она была незаменимым человеком для Пельменя и про себя думала, что, конечно, она его любит по-настоящему. Несмотря на то что баб у него было – не сосчитать, что дрались они с Зоенькой уж раз в неделю как минимум, причем дрались по-настоящему, после их прочтения поговорки «милые дерутся – только тешатся» Зоеньке иной раз приходилось накладывать швы, да и Пельменю тоже несладко было. Однако оба прекрасно понимали, что друг без друга не могут прожить и нескольких дней. Привычка, переросшая, по крайней мере со стороны Зоеньки, сначала в привязанность, а потом и вроде бы в любовь… Хотя сама она удивлялась, как это при их образе жизни и взглядах на окружающий мир можно всерьез относиться к этому книжному чувству.

Со временем она стала считать себя если не наследницей – тьфу-тьфу-тьфу, чтобы не сглазить – о смерти Пельмеши ей даже думать было страшно, – то законной владелицей и распорядительницей всех его капиталов, дел, людей и «тем». Когда случалось так, что Пельмеша болел или был в отъезде, она брала на себя руководство его командой. И даже этот старый пидор, Яков Сергеевич, скрипя зубами приходил к ней с тем, чтобы Зоенька дала или не дала «добро» на какие-нибудь его бумажные аферы.

Баб она ему прощала: мужик-то какой – кровь с молоком, да и работа адова, как тут не запариться, не забыться, не трахнуть какую-нибудь соску, которые на него сами лезут с утра до ночи, в любом кабаке только и мечтают под него лечь, зная, что душа у Пельмеши щедрая не только на расправу, но и на дружбу.

А сейчас эта старая сволочь, Яков Сергеевич, даже не звонит. Дает понять, сучий потрох, что она вообще не при делах. Только приехал какой-то пацан от него – мол, распорядитесь, Зоя Федоровна, насчет похорон…

Зоенька не сдержалась, послала паренька так, что тот глаза выпучил, и попросила передать своему начальничку, чтобы и он ему компанию составил. С тех пор ни единой весточки от Якова не было, похоронами занимались Зоенькины подруги и помощницы – Верка-Вареная и Соня. Они были бабы деловые: Верка владела сауной и спортзалом в хорошей гостинице, Соня возглавляла туристическую фирму. У них были, что называется, «мощности» и люди для организации могучего мероприятия, каковым, по традиции, являлись похороны любого авторитета. А уж Пельмень-то – авторитет из авторитетов…

А Зоенька занялась тем, чтобы, по ее выражению, Якова, суку позорную, с говном смешать.

Думала она ровно день и надумала наконец. В руках Якова была бухгалтерия, договоры-переговоры, но это все, считала Зоенька, ерунда. Если снять Якова, придет она с ребятками во все банки-конторы, с которыми Яков свои дела крутит, и быстренько те поменяют, как говорится, ориентацию. А на место Якова бумажки писать Верку-Вареную возьмет. У нее тоже голова – будь здоров. Она Пельменю много раз намекала, чтобы Верку пристроить к настоящему делу, но Пельмеша говорил, что пусть все идет, как идет, от добра, мол, добра не ищут.

Дождался… От добра добра.

Ее всерьез одолевали мысли о том, что, возможно, вся эта история – дело рук этой тихой сволочи, Якова. Может быть, чувствовал он, что Зоенька против нею копает, и решил опередить. Радикальным образом. Он-то, знала Зоенька про это, докладывали, считал ее блядью вокзальной, которая пристроилась на теплое местечко, плебейкой считал, брезговал даже за стол рядом сесть, все время крутил, вставал, подходил, уходил, кого-то ждал якобы, когда на сходняках приходилось им место за одним столом выбирать. Все видела Зоенька и все запоминала.

Сейчас напротив нее сидел Лысов – капитан милиции, которого «курировал» Пельмень.

Просто сказать, что мент Лысов ссучился и работает на бандитов, было бы неверным. Пельмень вел много легальных дел, вполне легальных, комар носу не подточит – владел, например, несколькими салонами игровых автоматов, занимался благотворительностью, жертвовал немалые суммы на церкви – ремонт, восстановление, то-се, давал деньги на театральные постановки, ссужал единовременно бедствовавших артистов, в определенных кругах питерской богемы он вообще считался отцом родным, кормильцем и милейшим дядькой.