Книга Драконий коготь - Артур Баневич

— Сгинь! — взвизгнул Геп, перепрыгивая через деревянный поднос и замахнувшись для удара. — Да здравствует свободный…

Короткий, легкий и быстрый болт ударил его в грудь, переломил грудину, отбросил назад. Прежде чем под ним подогнулись ноги, он недоверчиво взглянул на торчащий из груди стержень, потом на рыжеволосого мужчину с небольшим арбалетом в руке. Потом упал.

— …Дефоль, — закончил за него Деф Гроот. — Прощай, дурной сопляк. Может, и тебе поставят какой-нибудь памятник. Где-нибудь в тупичке.

В толпу окружающих рыцаря дефольцев ворвался покрытый красно-желтой попоной конь. Кто-то хватанул его сверху косой, но острие попало по седлу и переломилось. Кто-то замахнулся вилами и погиб от удара копытом. Конь повалил пятерых человек, двух тут же истоптал. Он облегчил дело хозяину, подарил те вожделенные мгновения, которые Кипанчо не сумел себе отвоевать. Хозяин отблагодарил жеребца, запустив ведро в парня, прицеливающегося косой в животного. Другим ведром рыцарь заслонился как щитом, выхватил меч, рукоятью саданул того, который врезал по ведру топором.

— Довольно! — Дебрен поднялся на четвереньки. — Они сдадутся! Перестань, Кипанчо! Деф Гроот, переводи!

Лучники на валу отбросили луки, сбежали вниз, выхватывая из-за поясов охотничьи ножи и дубинки.

— Нет! — Деф Гроот бросил арбалет и, предостерегающе держа руку на рукояти засунутого на пояс палаша, начал пятиться. — Кончайте. В конце концов, это люди, а не паршивые ветряки.

— Деф Гроот!

Кипанчо завертел мечом, отступил на несколько шагов. Хотел освободить немного места, чтобы глянуть, что с Сансой. Но был неверно понят. Невозможно бесконечно отражать ведром толпу вооруженных людей, тем более будучи в тяжелых латах. Рыцарь был стар, худ. И не совсем нормален, то есть — по простодушному мужицкому понятию — просто глуп. Если к этому добавить смертельную усталость и то, что он отступал перед противниками, то его вполне могли считать легкой добычей. И хотя, кажется, он не успел никого убить ведрами, дефольцы как-никак потеряли нескольких своих. Поэтому жаждали крови и мести.

Дебрен понял, что душист совершенно прав. Наступавших оставалось около десятка. Доведенных до нищеты. Самых отважных среди сотен, если не тысяч, у которых Геп и левая фракция наверняка искали поддержки. Не надо быть душистом, чтобы понять: просто так, только потому, что кто-то предложит им сдаться на их родном языке, они не отступят.

— Сюда, Дебрен! — крикнул из-за угла домика Деф Гроот. — Он управится сам. Займись собой, ты ранен!

И верно. Шок, вызванный нейтрализующим заклинанием, привел к тому, что магуну хватило бы, правда, сил стоять, хотя и не очень уверенно, однако о чарах пока что нечего было и думать. А без чар его физическое состояние оставляло желать лучшего.

— Не убивай их! — крикнул он.

Кипанчо отразил четыре острия одним взмахом меча, цеп — ведром, а удар топора пустил по налокотнику и ткнул мечом сам. Слегка. Кто-то упал с дырой в животе. Второй саданул палицей по наплечнику. Рыцарь ответил рукоятью меча, размозжив противнику нос и половину лица.

— «Убьет тебя тот, у кого четыре крыла и тело нечеловечье!» — кричал Дебрен. — Комар, Кипанчо! Разносчик малярии!

Кто-то выскочил из кучи борющихся. Мязга. В руках у него были вилы.

— Обманщик! — завопил он срывающимся голосом. — Ты предал нас!

Дебрену хватило ума и ловкости подхватить с земли меч Гепа.

— «Огнем пылать будешь от удара, коего не видно и не слышно». — Он отразил неловкий тычок вилами. — Комар заразит тебя лихорадкой!

Кипанчо ворвался в цепь дефольцев, разорвал ее. Расколол чей-то череп, отбросил ведро, кинжалом отразил цеп, рубанул цепника по горлу.

— Санса умирает! — загудел он басом. — Пшел вон!

Последние слова были адресованы коню. Рыцарю не нужна была его помощь, зато требовался транспорт — на потом. Для охоты на ветряки на сивку не надевали тяжелой брони. Это означало, что сейчас любая лахудра с вилами может убить стоящее целое состояние животное. Животное умное, предостерегающее хозяина тихим фырканием, мчащееся на помощь, услышав рог, и послушно отступающее, когда Кипанчо приказывает ему убираться вон.

Но у послушания были свои пределы. Первого дефольца, который раньше получил ведром, а теперь вскочил и умчался на вал, жеребец атаковал с места. Мужчина спрыгнул с вала на два фута ниже, закачался на непослушных ногах, вытащил откуда-то весло. Дебрен понял, каким образом дефольцам удалось захватить их врасплох.

Сивка не стал подниматься на дыбы. Он храбро принял удар в бок и грудью отбросил человека далеко за борт лодки. А потом доказал свой ум, подняв копыта и пробив доски на дне.

Дебрен пятился и отражал тычки, Мязга пользовался вилами столь же ловко, как пестиком из отцовской аптеки. Он так упорно метился в пупок противника, что, будь у Дебрена кусочек металлической пластины, он мог бы заткнуть ее за пояс, отбросить оружие и просто ждать, когда парнишка упадет от усталости. Если б он не перегрузил раньше мускулы, то запросто управился бы с будущим аптекарем. Теперь же ему приходилось вкладывать все силы в защиту. Такую же неловкую, как и атаки пестиком.

— «Жизнь отдашь за ту, чьи очи не забудешь! — кричал он прерывающимся от одышки голосом. — За деву, сверху глядящую, коя прелестной будет и с человеком низкого положения обручится»!

Кипанчо отрубил кому-то руку. Дефольцы уже не напирали, теперь они только оборонялись.

— У нее глаза как эти цветы! Как незабудки! И ты снял ее с крыши!

Дебрен парадом закрылся от вил, ткнул, не дотянулся, отскочил. Кипанчо отбил грабли, вилы и топор, рубанул, рассек мужчине грудь, отпрыгнул влево, ткнул кинжалом.

Его латы были погнуты, исчерканы, но большая часть стекающей по пластинам крови была не его.

— Ты бьешься не за Дульнессу! Дамструна предвещала тебе эту малышку!

— Нет!

Дебрен почувствовал, что у него уже больше нет сил драться и кричать так, чтобы это звучало убедительно. Он отскочил и опустил меч. Парнишка остался в трех шагах от него и тоже покачивался на ногах.

— Отваливай, Мязга, — выдохнул магун. — Ты мужчина или молокосос? Если мужчина, то не играй в войну. Возвращайся к своей Мариеле. Защищай ее. Поддерживай. Будь опорой. Не дай оплевать. Живи ради нее.

— Я тебя убью, — плаксиво пообещал толстощекий сопляк.

— Выматывайся! — рявкнул Дебрен, втыкая меч в землю. — Вон! И никогда больше не вмешивайся в политику! Слышишь?! — Мязга, уже бросивший вилы, мчался через огород к зарослям сирени и калины. — Ты аптекарь! Аптекари не должны совать руки в дерьмо!

Он обернулся. И только теперь заметил два очень бледных, обрамленных светлыми волосами лица. Мать и дочь прибежали за дом, чтобы смотреть и запоминать.