Книга Тайна совещательной комнаты - Леонид Никитинский

— Ну ладно, — сказала Оля и вышла.

Виктор Викторович опять у себя нервно курил и стряхивал сигаретный пепел в цветочный горшок.

Понедельник, 31 июля, 10.00

— А ордер-то у вас есть, господин адвокат? — спросил Тульский.

— Ордер-то у меня есть, сейчас только клиент подпишет, — в тон ему сказал Мурат Исмаилович, — А вы ведь тоже не следователь. Разве вы следователь?

— Я дознаватель, — сказал Тульский, — Я уточняю, был ли состав преступления. Но под запись. Если состав был, я все это незамедлительно и в официальном порядке передам следователю. Понятен статус?

— А точно все передадите, не передумаете? — спросил Кузякин, опять поглядывая на часы над дверью, и Тульский вдруг понял, что до сих пор Журналист его дурил: вовсе он не был такой уж пугливый, и адвокат был ему теперь совсем не нужен, он просто выиграл ночь, чтобы все продумать, — Ну, спрашивайте тогда.

— Возьмите часы, что вы все время головой вертите, — усмехнулся Тульский. В общем, сердиться на Журналиста у него тоже оснований не было, — Как, господин адвокат, можно начинать? Хорошо, анкетные данные я тут уже заполнил, потом еще уточним. Вопрос — с какой целью вы вчера, тридцатого июля, проникли на территорию телестудии? Да, и как, кстати?

— Записывайте, — сказал Кузякин. — Как проник, я потом объясню, это неважно, а вот зачем, это пишите подробно и дословно, пожалуйста. Я проник… или как там? Я пришел в монтажную, там находится компьютер, где хранятся в том числе мои собственные старые исходники. Это мне было нужно, чтобы найти в них кадр с изображением Александра Пономарева. Записываете? Я принес с собой кассету с другой записью, которую я ранее получил от Шкулева для просмотра. Записали? Эту кассету я принес на студию, чтобы отдать ему, потому что содержащийся на ней материал порнографического характера я посчитал неприемлемым для работы с ним. И вовсе я ее не воровал. Это может подтвердить секретарь Шкулева, ее зовут Наташа. Так? Кассету я готов сейчас вам передать, смотреть ее не советую. Кроме того, я принес свою флешку и списал на нее из собственного исходника в компьютере изображение Пономарева. Но эту флешку вы не имеете права у меня изъять, потому что… Потому что… Подскажите, Мурат… э-э-э…

— Исмаилович. Потому что она не является орудием какого-либо преступления, — сказал Хаджи-Мурат, внимательно слушавший все это, — Пока хорошо говорите, это черновик предварительного опроса, потом еще уточним, если что. Если хотите, вы можете, после того как он распечатает, своей рукой дописать, например: «Кроме того, я хочу дополнить» — и так далее.

— Отлично. Вы записываете? Итак, я нашел в компьютере кадр с изображением нужного мне человека. Это было нужно мне для того… В связи с тем, что, по моим сведениям, Александр Пономарев, которого считают убитым, жив и находится…

— Эй, постой, Журналист, — сказал, прекращая записывать, Тульский. — Что ты несешь? Как он может быть жив, если есть его труп и данные экспертизы по зубам, что этот труп принадлежит именно ему?

— Это не под запись? — уточнил Кузякин.

— Нет, это не под запись, — сказал Тульский, уже понимая, что следующим ходом ему — мат.

— Не под запись скажу, что экспертиза ваша — туфта. Посмотрите внимательно в деле, откуда пришла зубная карта Пономарева. Она пришла откуда-то из Израиля через поликлинику ФСБ. Притом что следствие тоже велось ФСБ, они могли там любую медицинскую карту слепить. У меня же есть сведения, что Пономарева… не хотите это записать?., видели живым уже после якобы убийства. И это факт, который я надеюсь подтвердить с помощью кадра, который переписал вчера из компьютера. Это будет просто факт, а откуда я все это узнал и как собираюсь доказывать, я вам пока не скажу.

Тульский несколько минут молчал, даже ходил, крайне мрачный, взад и вперед по кабинету, что-то вспоминал и прикидывал в уме. Наконец он сказал:

— Значит, так. Докажете — я перед вами шляпу сниму. Я не нашел признаков состава преступления во вчерашнем происшествии на студии. И этот протокол я никуда не буду передавать. Вы передадите от меня привет Зябликову, Кузякин, и, прошу вас, молчите пока обо всем, что вы мне сейчас сказали. А в противном случае вас уже никто не сможет спасти, никакой адвокат, ни судья, ни даже подполковник Тульский. Понятно? На вашу профессиональную порядочность я тоже надеюсь, Мурат э-э-э…

— Исмаилович. Разумеется, я же адвокат. Мне приятно было познакомиться с вами обоими, — Он степенно достал две визитки и вручил каждому из них.

Понедельник, 31 июля, 11.30

— Подвезти вас в суд? — любезно спросил Мурат Исмаилович, когда они, быстро закончив формальности, вышли из подъезда ГУВД.

— Нет, спасибо, я поймаю такси.

— Мне тоже надо в суд, — пояснил адвокат.

— А мне в аэропорт, я только-только успеваю. Мне надо повидаться там с одним человеком, он сейчас улетает в Токио. Извините, я вам очень благодарен, я потом вам все объясню и расплачусь.

— Садитесь в машину, я вас отвезу. Я вижу, тут что-то важное.

«Мерседес» адвоката рванул с места, развернувшись поперек улицы на глазах у постового, который даже не сделал движения жезлом. Дождь на улице только что кончился, но мостовые были черными, а небо опять хмурилось.

— Вы мне ничего не должны, — заверил Мурат Исмаилович так же мягко, как он крутил руль, — Мне было даже очень интересно. И кроме того, я друг Марины, она мне немножко рассказывала об этом деле. Так что, Пономарев правда жив?

— Не знаю, — сказал Журналист, глядя перед собой на мокрый асфальт. Этот Мурат Исмаилович ему чем-то не нравился, кроме того, он про себя отметил, что друзья называют Марину «Ри», — Может быть, он все-таки убит, и труп его. Я просто хочу кое в чем убедиться. А вы давно знакомы с Мариной?

— Не очень, — сказал Мурат Исмаилович. — Я занимаюсь у нее теннисом. Вам случалось бывать у нее в клубе?

— С какой стати? — сказал Журналист. — Мы только присяжные. Встречаемся в суде, и все.

— Сейчас я только заправлюсь, минуту, — сказал адвокат, сворачивая к заправочной станции, — Это быстро, видите, тут никого нет.

— Можно, я заплачу? — сказал Кузякин, — Сколько брать?

— Нет, ну что вы! — Мурат поставил машину у колонки; служащий уже открывал крышку бензобака, и он пошел платить.

Журналист, проводив его глазами до дверей стеклянного павильона, тоже вылез из машины. Стрелка, показывающая уровень бензина в баке, ушла на ноль при выключенном зажигании, но что-то в этой остановке ему не понравилось. Он посмотрел на служащего колонки в зеленой форме и спросил как бы невзначай:

— Сколько у этой машины бак, интересно?

— Шестьдесят, — сообщил заправщик, совершенно не удивившись вопросу.

Сквозь зеркальное стекло павильона Кузякин не мог увидеть, что делает внутри так любезно взявшийся его подвезти адвокат, но он, по крайней мере, мог следить за показаниями счетчика колонки.