Книга Звезды над Занзибаром - Николь Фосселер

Ее внешность контрастировала с ее окружением, подчеркнутым постоянным присутствием вооруженного офицера.

Она чувствовала какое-то несоответствие. Как будто она стала инородным телом в переулках своей прежней жизни.

Это было странное возвращение.

Каждый вечер до темноты Эмили и дети обязаны были по предписанию адмирала возвращаться на борт «Адлера» и проводить ночь там. Только днем Эмили могла съезжать на берег и гулять там по улицам и переулкам, которые любила, и все-таки они уже не были такими, как прежде.

— Покажи нам дом, в котором ты раньше жила, — попросила Тони в один из таких дней.

— О, да, — ликуя воскликнула Роза. — Дом, о котором ты нам рассказывала! Где ты познакомилась с папой!

Эмили медлила. Именно эту часть города она в своих блужданиях сознательно избегала. Она страшилась того, что может найти там сегодня, а еще больше — воспоминаний о Генрихе.

— Прошу тебя, мама, — поддержал сестер Саид. — Мне тоже хотелось бы увидеть тот дом!

Она еще помнила дорогу и нашла бы дом даже во сне, хотя и сомневалась на каждом углу, не обманывает ли ее инстинкт. И вот она остановилась в каком-то переулке и с удивлением огляделась.

— Это должно быть здесь, — пробормотала она и принялась внимательно осматривать фасады зданий. — По крайней мере, вот эта часть. — Она указала на нижний этаж дома, откуда, с затаенным интересом поглядывая на необычное семейство, входили и выходили светлокожие белокурые мужчины в светлых костюмах и занзибарские посыльные.

— Самого верхнего этажа тогда не было. — С тяжелым сердцем Эмили обнаружила, что терраса на крыше, где она провела столько ночей — сначала в одиночестве и очень несчастная после продажи Бубубу; а потом — чудесных, наполненных сердечностью и любовью — с Генрихом, терраса эта вся была перестроена. Как будто судьба стремилась стереть все следы того, что тогда произошло и что вызвало такие непредсказуемые последствия. Все следы ее жизни, унесенные временем.

— А вот там, — голос ее дрожал, как и рука, которой она указывала на соседний дом, — видите окно? Там стоял ваш отец, когда я увидела его впервые. А потом он часто сидел вон там, на крыше.

«Добрый вечер, соседка!» — услышала она откуда-то издалека голос Генриха… Грусть и печаль наполнили ее душу. Прошлое представилось ей нереальным.

Неужели все так и было?..

Она помнила каждую мельчайшую подробность, каждый звук, каждый аромат, каждый взгляд. И все же все было как давний сон. Их жизнь в Гамбурге казалась ей более реальной, настоящей, понятной.

Дети почувствовали, как мать взбудоражена, и притихли, бросая на нее взгляды — то озабоченные, то полные любви и душевности. А когда они шли назад, каждый норовил обнять ее, коснуться незначительным ласковым жестом.

На своем старом доме Эмили заметила табличку: «Ханзинг и К°» — та самая фирма, на которую работал Генрих. Едва они свернули в следующий переулок, ведущий в центр города, ее испугал шепот:

— Т-сс! Биби Салме!

То был древний старичок с лицом, как сморщенный инжир. Он позвал их из приоткрытого входа во флигель. Широкая ухмылка на физиономии обнажила почти беззубый рот.

— Вы меня не узнаете, Биби Салме? Это же я, Салим!

— Салим, ну, конечно! — радостно вскрикнула Эмили, тут же вспомнив своего домашнего слугу, и подошла поближе.

— Как ты живешь? Давно ли работаешь здесь у…? — Она взглянула вверх. Лицо его хозяйки встало у нее перед глазами, лицо ее бывшей соседки, но имя ее она никак не могла припомнить. Это она когда-то рассказывала ей о слухах, ходивших по городу о ней и Генрихе, и советовала не забывать об осторожности, чтобы однажды не пришлось каяться.

Раскаяние? Нет. Только счастье. Безграничное счастье. Пусть потом пришли и горе, и страдание. Но никакого раскаяния. Ни единого мига.

— …у Захиры, да-да, у нее, — подтвердил, усердно кивая, Салим. — С тех пор как вы тогда уехали, Биби. Моя госпожа, — он понизил голос, — моя госпожа увидела, как вы шли сюда, и послала меня спросить, не пожелаете ли вы зайти к ней на кофе. Вы и ваши дети.

— Нам только что передали приглашение, — по-немецки обратилась Эмили к молодому офицеру, который сегодня сопровождал их, но держался от них поодаль, так что она временами даже забывала о его присутствии. — И я бы с удовольствием приняла его.

Офицер покраснел, размышляя, какой дать ответ. Он получил очень четкий приказ — не спускать глаз ни с нее, ни с детей. Но он прекрасно понимал, что как немецкого солдата и как мужчину его не допустят в женские покои этого дома.

— Хорошо, — сказал он наконец. — Один час. Я подожду вас здесь.

Они вошли в дом, и Эмили предупредила детей, что надо снять уличную обувь и надеть стоящие у порога домашние туфли для гостей. Потом Салим повел их наверх.

— Салима! — с распростертыми объятиями кинулась к ним Захира, весьма располневшая. — Разве можно в это поверить? После стольких лет, благословлен будь Всевышний! Это твои дети? Красивых детей подарил тебе Аллах! — Вся троица удивленно молчала, пока она их трепала за щеки, и каждому достался щипок. — Садитесь, садитесь же! — радушно приглашала хозяйка, пододвигая к ним разномастные стулья, явно снесенные сюда из разных комнат, чтобы посетителям из Европы было удобно; Эмили и ее дочерям в корсетах и узких юбках стулья были как нельзя более кстати, они поблагодарили хозяйку за такое внимание. — У нас так много рассказывают о тебе, — начала Захира, когда принесли кофе с печеньем. — Но я хочу услышать все от тебя. Расскажи, как тебе там жилось?

Эмили описала ей жизнь в Гамбурге и в Берлине, а также в провинции, вскользь упомянув о том, что она вдова, и тут Захира сочувственно пожала ей руку. Говорить о своих разочарованиях в людях и материальных трудностях Эмили не сочла нужным. Лучше она расскажет Захире, какие смешные истории приключались с ней, как она билась с чужим языком, и какие недоразумения в самом начале возникали из-за незнания ею немецкого.

— Ну а теперь расскажи ты о себе, — закончила она свое жизнеописание. — Как живешь?

— Чудесно, чудесно, — отвечала Захира. — У меня шестеро детей, и я уже бабушка восьмерых внуков! — Ее взгляд упал на Саида. — Твой сын выглядит, как настоящий принц. В один прекрасный день он мог бы стать хорошим повелителем.

Саид сделал вид, будто не замечает, что стал темой для разговора, и целиком сосредоточил внимание на чашке с кофе.

Саид — султан Занзибара? Эмили задумчиво посмотрела на сына. Пока это были лишь слухи, которые бурно обсуждались в газетах, и ей казалось, что эта мысль не имеет под собой никаких оснований — все это не более чем газетная пачкотня. Однако здесь, на Занзибаре, подобную возможность считали вполне вероятной.

В то время как его сестры наперебой восхищались всем экзотическим, что они тут видели, и тем вниманием, какое окружало их мать, Саид, казалось, все больше замыкался в себе. У Эмили сложилось впечатление, что он очень много размышляет о том, что ежедневно видит вокруг, и, видимо, не в последнюю очередь — задумался о своем происхождении. Но в роли наследника своего деда Саида, дядьев Меджида и Баргаша — нет, в такой роли представить его себе она не могла. Конечно, его корни — благодаря ей — здесь, и арабское происхождение буквально написано на его лице. Но тем не менее Саид был абсолютно европейский мальчик.