Книга Найденный мир - Андрей Уланов

Например, еду, подсказал заурчавший живот.

Но в лагере не нашлось даже завалящего сухаря. Должно быть, если его и обронил кто в спешке, давно подобрали местные крысы. Зато нашелся длинный кусок веревки, который путники забрали, рваный мешок и – настоящее чудо – брошенный коробок, в котором завалялись две шведских спички. Глядя на эти сокровища, геолог ощутил себя героем нравоучительной книги для мальчиков, которому за неделю полагалось при помощи веревочной петли и палки построить дом, добыть еды и принести свет цивилизации унылым берегам. Спасибо еще, что не надо огонь трением добывать, иначе от жюльверновщины впору было бы удавиться.

– Идем, – вновь позвала нетерпеливо и опасливо озиравшаяся Тала. Сордесы глядели на нее свысока. – Надо догнать отряд.

Поначалу следовать за покинувшими лагерь «манджурцами» было несложно – колонна на марше оставляла за собой след, явственно видный даже городскому жителю Мушкетову. Но затем тропа, петляя по уступам, обогнула холм и вывела на равнину.

Редколесья между холмом и кратерной грядой больше не было. И пустоши, поросшей стлаником, – тоже.

Снаряды с английского броненосца выкосили лес, словно траву, перепахали землю и камень, оставили за собой бурую пустошь, какую, верно, Язон засеял драконьими зубами. Валялись изжеванные стволы, пласты точенного дождевой водой туфа торчали надолбами, и над хаосом плыл запах тления, опилок и гари. Хаос не простирался до горизонта – английские канониры сработали четко, и снаряды с «Бенбоу» легли эллипсом, вытянутым на пару верст по длинной оси. Но в границах этого пятна не уцелело ни одно дерево.

Под обстрел попали не только люди – или вовсе не люди, потому что Дмитрий понятия не имел, как проходило сражение за лагерь. Жертвами бомбардировки стали местные ящеры. Небольшое стадо тикбалангов накрыл разрыв, прежде чем те успели скрыться от гнева небес. Сколько их там было, сосчитать мог только терпеливый анатом, потому что часть стада просто размазало по взбаламученной земле. Остальные полегли рядом, в кровавую кашу. И на их тела слетелись теперь стервятники.

Стимфалид, к счастью, не было. К сордесам Мушкетов успел притерпеться, хотя зрелище доброго десятка птероящеров, рвущих зубастыми клювами падаль, рождало в нем тошноту. Певучие бесы и сами по себе были уродливы, но в массе вызывали непреодолимое омерзение, сродни тому, какое чувствует человек при виде облепивших хлебную корку прусаков. Возможно, причиной тому была странная манера птероящеров передвигаться по земле, придававшая им сходство с гигантскими насекомыми. Твари вздорили между собой, орали пронзительно и гулко, вскидывая оранжевые гребни, в предзакатном свете похожие на окровавленные секиры.

Но над этим базаром возвышалось колодезным журавлем создание не менее гротескное, чем встреченная путниками в лесу курогорилла.

И это был птероящер, но какой! Сордесы имели в размахе крыльев не больше пяти метров. Этот же был почти вдвое крупней и по-иному сложен. Крылья его были не столь велики в сравнении с туловищем, задние лапы – длинней, а плечи – гораздо более массивны. Пропорции животного что-то приводили на память так же упорно, как сложение курогориллы влекло к мысли о сходстве с халикотериями.

– Да это жирафа! – воскликнул Мушкетов, забыв, что говорит вслух.

И действительно, если заслонить огромную клювастую башку и забыть о крыльях, существо очертаниями напоминало африканское травоядное. Правда, думать об этом было странно, глядя, как ныряет оно беззубым клювом в растерзанные остатки динозавровой туши. По земле чудовище передвигалось тем же пугающим аллюром, что и мелкие его собратья, но уверенно и легко, словно более приспособленное к пешему ходу. «А вот летает оно, должно быть, медленно и неловко, – подумал Мушкетов. – Если вообще летает. Оно же крупней, чем планеры Лилиенталя или Сантос-Дюмона, что его будет держать в воздухе?»

Внезапно сордесы засуетились, гомоня. Что-то двигалось мимо места их кровавого пиршества, невидимое в хаосе камней, ветвей и стволов. И оно приближалось к замершим путникам.

Мушкетову показалось, что он раздавит в кулаке до боли стиснутый приклад «трехлинейки». Если бы сейчас из зеленой каши выглянула мышь, он всадил бы в нее всю обойму.

Тала налегла ему на руку, уводя ствол вниз.

– Не стреляй! – прошипела она. – Видишь – манананггал не боятся. Всякая тварь боится экек.

Стервятники постепенно успокаивались, и только жирафовидный великан сделал несколько шагов в сторону людей, поглядывая блестящим черным глазом. Потом он, словно аист, резким движением вонзил клюв в путаницу сломанных ветвей и выдернул оттуда крупную рыжую ящерицу с колючками на плечах.

«Теперь я видел все, – подумал Мушкетов. – Даже птицу Рух, которая питается слонами… то есть тератаврами. Пускай даже маленькими».

Птеродактиль подбросил добычу в воздух и проглотил целиком.

– Надо обойти это место, – проговорил геолог. – Мы застрянем в этом месиве не хуже, чем в болоте. И неизвестно, кто еще соберется на падаль.

– А куда дальше? – спросила Тала.

Геолог застыл. Ему в голову не пришло, что обстрел стер всякие следы, оставленные матросами с «Манджура». Разве что обойти пустошь по краю и там, по другую ее сторону, искать тропу… если только уходящие не свернули раньше. Куда они вообще направились? Куда могли пойти в бездорожных просторах Земли Толля? И как долго придется искать их?

– А-а-ах…

В первый миг Дмитрий не поверил ушам. А в следующий, сунув винтовку в руки Тале, бросился, не разбирая дороги, через огнелом и смолистое зеленое крошево.

Горшенин поднял к нему лицо, похожее на весенний сугроб: снежная белизна под коркой грязи.

– Помогите, – прохрипел боцманмат, последним усилием выталкиваясь из драного стланика, поднимая на усталых плечах бездвижное тело в разодранном кителе.

Мушкетов подхватил раненого под мышки, выволок на твердую землю. Пострадавший – Шульц, вспомнил геолог, мичман Шульц, второй минный офицер, которого на «Манджуре» за неимением других дел назначили делать съемку побережья – не пришел в себя, даже когда у Дмитрия соскользнули пальцы, стиснув раненое плечо.

Горшенин выкарабкался сам, с трудом переводя дыхание и мотая головой, чтобы стряхнуть слезы облегчения. Мундир его тоже был порван в нескольких местах, измочаленная брючина потемнела от засыхающей крови.

Тала выжидающе смотрела на геолога, и тот, растерянно глядя на раненых моряков, понял, что должен принять решение. Вот прямо сейчас.

– Надо вернуться, – проговорил он. – К источнику. С мичманом мы быстро не доберемся до нового лагеря, где бы он ни был. А скоро уже ночь.

Горшенин кивнул, не поднимая взгляда. Мушкетов, запоздало спохватившись, сунул ему флягу, недавно наполненную из горячего родника.

– К немцам, – с трудом пробормотал боцманмат между глотками. – К немцам в лагерь ушли. Не дойдем до заката.