Книга Лиорн - Стивен Браст

сняли иск, — сообщила она.

— Правда?

— Ага. Так что это тебе спасибо.

— Надеюсь, я не сильно вам все испортил.

— Только что мы лишились нашего лучшего первого имперского гвардейца.

— Не настолько уж я лучший.

— Не настолько. Но ты свою роль сыграл. Да, и вот.

Она подала мне маленький буклет. Наверху там была надпись «Песни Прессы». Я полистал, и да, вот, на четвертой страничке мелким шрифтом стояло: «Имперские гвардейцы: Влад Талтош и Дешинка». И вот тут я не выдумываю, у меня в глазах защипало. Я промычал очередное спасибо, развернулся и выбрался наконец оттуда.

Пожалуй, это все, что мне нужно было сделать, кроме как подождать, пока настанет час встречи с Сарой. Я вспомнил последнюю свою трапезу у Валабара и решил, что нынешняя мне понравится еще больше.

Я уселся в последнем ряду зала, напротив «края шесть». Посмотрел на сцену, там как раз возились несколько рабочих — что — то передвигали, что — то протирали. Посмотрел на книгу. Осталось всего ничего. Если успею дочитать, сразу и верну Саре, когда она придет.

* * *

«В итоге сам Плотке избежал казни, поскольку различные политические, социальные и юридически конфликты сошлись, совокупно убедив Дом Тиассы, что Цикл повернулся, а лиорны оказались не способны в достаточной мере убедить Совет принцев, что те ошибаются — что, разумеется, и явилось как раз нужным свидетельством правоты тиасс. Императрица Хирави, Вторая своего имени, немедленно амнистировала и освободила Плотке, который весь остаток своей жизни посвятил попыткам посмертной амнистии для Кринисты, однако все усилия его оказались тщетными ввиду резкого сопротивления Дома Лиорна, который, в конце концов, сохранял еще достаточно могущества.

Силы, что встали на защиту Плотке, праздновали победу, и безусловно, имели на то основания. Велик ли был их действительный вклад в то, что Цикл повернулся и Плотке оказался на свободе, мы ответить не можем, однако они как минимум чувствовали, что сыграли свою роль.

Для историка же, если ей простят краткое превращение в моралиста, это уже немало. Иными словами, помимо вопроса, был ли Валенда тираном или просто оказался в положении, из которого не сумел найти выхода, не может быть и тени сомнений в том, что свершилась великая несправедливость, которой воспротивились. Будет ли слишком громким заявление, что противиться несправедливости есть высшее призвание, достойное индивида?

Будет ли слишком громким утверждение, что те, кто видят несправедливость, но ничем не препятствуют ее воплощению, столь же виновны, как те, кто непосредственно таковую вершат?

Если и есть урок, который можно извлечь из истории Валенды, так это то, что когда есть тирания, когда есть знание о тирании, тогда же будет и сопротивление. И историк надеется лишь на то, что своими познаниями дней былых внесла определенный вклад, который может позволить кому — то оставаться настороже и действовать, когда тирания вновь посмеет поднять свою голову, как делает это всегда.»

* * *

Я отложил проклятую книгу.

Тирания. Плевать мне на тиранию, и никакому гребаному историку — моралисту меня не переменить.

Даже если под пятою тирана весь мир. Мне — то что?

Дженойны искали знания. Что ж, молодцы. Зачем им нужно было это знание? Для какой такой благородной цели? Потому что любопытно? Просто из интереса? В силу причин, которых мой ограниченный человеческий мозг в принипе не способен осознать?

Мне плевать, зачем они это делали.

Но я подумал о театре.

Театр воздействует на людей. Точно знаю. Однажды мне нужно было немножко собственной крови для колдовского заклинания, и я добыл ее, разрезав себе ладонь — вместо того, чтобы уколоть палец или порезав тыльную сторону руки, как сделал бы всякий здравомыслящий человек. Почему же вдруг? Да потому что так всегда делали на сцене, вот и я сделал так же, не задумываясь. Конечно, больше я так не делал. Я к чему: театр учит многим вещам даже когда зритель об этом и не задумывается.

Театр, видите ли, это место, которое существует ради наблюдателей; без наблюдателей оно бессмысленно.

А если таким может быть театр, почему не весь мир?

Есть разница, конечно: актеры в театре сознательно выбрали свой путь.

А как со всем миром?

Меня направляли, мной манипулировали, меня затачивали, готовили для дел, творить которые я никогда не хотел и не соглашался. И чем больше я об этом узнавал, тем больше все это ненавидел.

Но.

Было бы лучше, если бы я не знал, что происходит? Или хуже?

Меня не направляли, мной не манипулировали, меня не затачивали, не готовили для ответов на подобные вопросы; я мастер в том, что касается убийства людей.

Однако я знал — и с каждым новым кусочком, который раскрывал, ненавидел все это еще больше.

Но…

Есть те, кто охотно встанет на пути опасности или бесстрашно шагнет навстречу неминуемой смерти, если будет чего ради. Я не такой. Никогда таким не был. Никогда таким быть не смогу. Уж простите. Если вы ищете героя, так это не я.

Ну да, с людьми случается разная хрень. Плохо. Со мной тоже случалась. Я не хныкал.

Я не…

Я не…

У меня были друзья, которые мне помогали. У меня всегда были друзья.

Я не самый крутой, не самый сильный, не самый быстрый, не самый лучший волшебник, даже не самый лучший колдун (чертовы Морролан и Чернокнижник).

Но у меня были друзья. У меня были друзья, затмевающие меня, но я всегда мог на них положиться.

А что с людьми, у которых таких друзей нет?

Ну да, но мне плевать.

Просто потому…

Просто потому, что есть целый мир, не способный выбрать, что значат их жизни. А я могу это изменить. Я могу дать целому миру, каждому его обитателю, свободу, какой они никогда не имели и не подозревали об этом.

Мне всего — то и нужно, чтобы позволить использовать меня. Мне всего — то и нужно, что позволить себе стать тем,