Книга История Северной Африки (Тунис, Алжир, Марокко). Том 1. С древнейших времен до арабского завоевания (647 год) - Шарль-Андре Жюльен

распоряжения по вопросам управления и обороны провинции. Этот непрерывный контроль в какой-то степени стимулировал деятельность властей, но значительно чаще раздражал их и явился одним из серьезных элементов разложения Африки.

Ираклий. Карфаген был центром, где подготавливался заговор против императора Фоки, который вследствие своих жестокостей и грубых промахов стал слишком одиозен. Преемник Геннадия экзарх Ираклий, бывший полководец императора Маврикия, убитого Фокой, был слишком стар, чтобы лично принять участие в осуществлении заговора. Он нанял за большие деньги берберские контингенты и бросил их на Египет под командованием своего племянника Никиты, который взял Александрию (608–609 годы). Тем временем сын экзарха Ираклий обосновался в Фессалониках, чтобы подготовить наступление против Константинополя. Фока, преданный своими министрами, был выдан народу, который растерзал его, а изуродованный труп протащил по всему городу. В тот же день патриарх Сергий венчал Ираклия на царство (5 октября 610 года).

Африка снова дала империи одного из самых выдающихся ее властителей, и именно к Африке обратилась она в трагические дни 619 года. В то время персы занимали Армению и осаждали Александрию, отрезав Константинополь одновременно от людских и продовольственных ресурсов. Для перехода в наступление только Африка давала возможность восполнить оскудевшую казну, набрать войска и использовать мощную морскую базу. Император собрался было отплыть в Карфаген, но общественное мнение Константинополя вынудило его отказаться от этого плана.

Династия Джедар. В годы царствования Ираклия в Африке, управление которой он вверил своему двоюродному брату, сохранялось относительное спокойствие. Христианство и имперская власть, шагавшие рука об руку, достигли известных успехов в Джериде, Оресе и Забе. Мы располагаем доказательством если не успехов, то по крайней мере устойчивости христианства в Мавритании: в Джедаре, к юго-западу от Тиарета, в районе верхнего течения Мины, возвышаются тринадцать усыпальниц пирамидальной формы VI и VII веков, одна из которых достигает в высоту 45 м.

Ла Бланшер следующим образом описывает внутреннее устройство одной из них: «Непосредственно за входным коридором расположены три комнаты, отделенные одна от другой коридором в несколько метров. От первой из этих комнат вправо и влево отходят два таких же коридора, ведущие ко второй системе, состоящей из пяти связанных коридорами комнат, которая охватывает первую систему. Ее в свою очередь охватывает третья система, к которой ведут коридоры, начинающиеся от входного коридора. Она состоит из восьми больших залов и четырех угловых комнат меньшего размера, также соединяющихся коридорами». Эти усыпальницы, возведенные византийскими и римскими строителями, свидетельствуют о том, что могущественная берберо-христианская династия была связана с империей, по крайней мере узами духовного общения.

Не без основания предполагают, что к этой династии принадлежал Масона, о добрососедских отношениях которого с Соломоном упоминает Прокопий, и что он и есть тот самый мавританский князь, который под именем Масуны фигурирует в Алтавской надписи 508 года. Ст. Гзелль считает, что этот правитель, подчинивший себе почти всю Оранию (а по мнению Э.-Ф. Готье, распространивший свою власть вплоть до Ореса), избрал своей столицей не Хербет-бент-Сарах (у слияния Туснины и Мины) — некогда крупный туземный город, а Тиарет, который благодаря своему выгодному стратегическому положению между Теллем и Высокими Равнинами и экономическому значению являлся и сильной крепостью, и центром торговли.

Есть все основания предполагать, что в городах, находившихся под властью местных князей, римляне и романизированные берберы сохраняли известную независимость.

Монофелитские волнения. Накануне мусульманского нашествия африканское христианство, ставшее до педантичности ортодоксальным, пережило последний кризис. После споров по поводу «Трех глав» возникла новая ересь. Патриарх Константинопольский Сергий отрицал, что Христос проявляет каждое из двух своих естеств в присущей ему действенности и признавал только одну волю, одновременно божественную и человеческую. Это течение — монофелитство, осужденное впоследствии VI Вселенским собором в Константинополе (680–681 годы), нашло поддержку в лице Ираклия, который, желая привлечь монофизитов, публично высказался в его пользу, выступив с изложением веры, так называемым «Эктесисом», поднявшим бурю протестов в христианском мире (638 год).

Самым яростным противником монофелитства выступил архимандрит Хризополиса Максим, пламенный трибун с темпераментом революционера, возглавивший в Африке оппозицию, боровшуюся против «Эктесиса». В присутствии экзарха Григория он провел достопамятный диспут с бывшим патриархом Пирром, признавшим себя побежденным (июль 645 года). Это было поверхностное обращение, подсказанное желанием заручиться поддержкой Григория и не пережившее смерть экзарха, но оно произвело сильное впечатление на христиан Африки. Влияние Максима становилось все ощутимее. «Эктесис» в самых решительных выражениях осуждался на карфагенских синодах, в посланиях папе, императору и патриарху. Африканский епископат, не любивший полумер, предлагал даже отлучить императора от церкви.

Положение еще более осложнилось, когда в Африке появились монофизитские монахи и монахини, изгнанные из Египта арабским нашествием. Их пылкий прозелитизм, закаленный гонениями и мученичеством, творил чудеса, тем более что сын Ираклия Константин III предоставил им полную свободу исповедовать их ересь. Обращения в монофизитскую веру стали столь многочисленными, что вызвали возмущение католиков и еще больше отдаляли их от императора.

Когда в 645 году на престол взошел Констант II, подозревавшийся в монофелитстве, священник Максим без особого труда поднял восстание в пользу Григория, метившего на императорский трон. Восстание было поддержано большинством населения и берберскими племенами, всегда готовыми выступить против центральной власти.

А пока африканцы безудержно предавались разногласиям и давали полную волю своей инстинктивной ненависти к властям, арабы готовились напасть на «далекий и обманчивый Магриб».

Заключение.

Пережитки римской эпохи

Взятие в 698 году Карфагена — этого последнего оплота византийского могущества — означало окончательное торжество ислама. Как и в пунический период, более или менее тесные узы на многие века связали Берберию с Востоком.

Но если арабское завоевание, рассматриваемое под политическим углом зрения, потребовало немногим более десяти лет, то наследие Рима, хотя и несколько обедневшее, не исчезло столь же быстро. Нельзя представлять себе Берберию наподобие 'тех индусских богов, которые при перевоплощении мгновенно меняют свой облик; но нельзя также и преуменьшать значение происшедших перемен. Конечно, источники крайне скудны. Победители сохранили воспоминания лишь о масштабах своей победы. Побежденные же отнюдь не бесконечно предавались бесплодным сожалениям, если допустить, что они у них были. И арабские, и латинские источники большей частью дают нам лишь случайные намеки, слабый свет которых лишь на мгновение освещает плотную массу тьмы. Данные археологии также недостаточны. Разумеется, берберские строители не могли сразу же после завоевания забыть все те навыки, которые привили им римляне и византийцы. Поэтому, относя целый ряд зданий, возраст которых нельзя определить на основании письменных свидетельств, к эпохе византийского господства или к предшествующим столетиям, ученые руководствуются порой весьма сомнительными критериями. Но