Книга Стеклянный занавес - Мария Ивановна Арбатова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Валя недоумевала, ведь «йо!» говорили финны, одобряя что-то. Зачем это «йо!» вставили в русский текст?..
Но тут затормозил другой милицейский «уазик». Оттуда выпрыгнули пять милиционеров с автоматами наперевес, бросились к их машине, технично открыли дверь водителя, за ней вторую и выволокли белобрысого и Дениса под крик:
– Стоять, сука, руки за голову! За голову, сказал! Оружие сдать! Пристрелю на х…! Дёрнешься, отрежут тебе половинку жопы, в другую половинку отпи…сю!
Сидя в машине под наставленным на неё автоматом, Валя сдёрнула очки и панаму:
– Пушку опусти, придурок, мы от Тёмы Ежевикина!
– «Комбат-батяня, батяня-комбат, За нами Россия, Москва и Арбат! Огонь, батарея!.. Огонь, батальон!.. Комбат, йо, командует он…» – орал из приёмника солист группы «Любе».
– Валентина Лебедева! Мать честнáя! – ахнул молоденький милиционер и гаркнул своим: – Отбой, на х…! Не тех вяжем!
Потом в отделении, в большой комнате с письменными столами, заваленными горами бумаг, смеялись все, кроме Дениса и водителя. Потому что ни у кого, кроме них, не было вывернутых рук и фингалов под глазами.
– Сказал, сами справимся! Чё сунулись? – возбуждённо кричал Тёма Вале.
– Бэтмениха! – хохотала Вика. – На шаг меня отпустить боится!
– Говорил, под стрельбу подведёте, – канючил белобрысый.
– Ты где стрельбу видел, салага? – оправдывался старший из «уазика». – Нам ориентировку дали – хачи со стволами в тачке вход стерегут.
– Думал, они своих пригнали! – показывал Тёма на Викиного отчима. – Хотел ему яйца мотать на телефонный шнур.
Максим Серов, стараясь держаться подальше от Вали, осмотрел синяки Дениса и белобрысого, сказал, что не видит особых проблем.
– Не ссы, пацан! Внукам расскажешь, как с Валентиной Лебедевой в засаде сидел! – хлопал по плечу белобрысого Тёма, разливая другой рукой водку по одноразовым стаканчикам. – Ну, за сделку!
– А вы правда Лебедева? – переспрашивал белобрысый, нервно смеясь. – Для моей девушки автограф дадите?
Вика важно восседала за центральным столом под огромной потрёпанной картой района, исписанной по краю телефонами, и, дождавшись паузы, объявила:
– Уютненько тут. Раньше-то дальше обезьянника не пускали.
И никто, кроме Вали и Тёмы, не понял, о чём она. Вика так изменилась, что её не узнали даже милиционеры, прежде регулярно доставлявшие в обезьянник.
Оформив доверенность, Вика, Тёма, Максим и Эдик поехали на полицейском «уазике» класть деньги в банк, а Валя позвонила матери, чтоб готовила стол.
– Бесценный этнографический опыт. Главное, как объяснить синяк в университете?! – укорил Валю Денис. – Там и так каждый мой приход – новая серия бразильского сериала. Спасибо, что лось, когда из машины тащил, очки не разбил!
И поехал с синяком в университет, а Валя пошла домой.
Мать носилась по квартире, словно готовилась к свадьбе или к крестинам, хотя ждали только Тёму, Максима и Эдика.
– Селёдочке в пасть зелёного луку натолкай, чтоб красиво! Блины простынут. Раньше блины с икрой тока цари ели! А теперь невесть кто! – покрикивала мать. – Фрукты мыла? Что они бледные такие? Манкие яблочки сверху ложи!
Было видно, как она боится «смотрин Максима», ведь сама уже приняла его в семью.
– Ну, хозяюшка, – поднял рюмку Тёма, когда собрались и расселись, глядя на мать. – С новым вас жильём!
– Мне, милок, и в старом не тесно.
– А как вас менты тряхнули! – хихикнула Вика, поглядывая на Валю. – Дедморозычу глаз пометили. Завтра газеты напишут, что ты его хреначишь скалкой!
– Вот чё приперлись? Тёма сказал – Тёма сделал! Какой стол, мамуля, глаза разбегаются! Не стол, а сказка венского леса! – бубнил Тёма.
Эдик уплетал за обе щеки, а Максим медленно цедил водку и ни разу не встретился с Валей глазами. Валя тоже глотнула для храбрости водки и домашним голосом спросила:
– Максим, чего не ешь?
– Не голоден, – ответил осторожно он. – Разве что блинов.
– «Не голоден»? – кинулась на него мать с салатницей. – Салат «Мимоза» твой любимый!
– Как дела в поликлинике? – спросила Валя.
– Так же. Пашем в две смены, – пожаловался Максим, не поднимая глаз. – Народ накупил тонометров, измерителей пульса и сахара в крови. Теперь всё знают лучше врачей.
– А что главный? Не все помещения ещё сдал? – Валя изображала беседу бывших коллег так искусно, что ни Тёма, ни Эдик не поняли, какая великая трубка мира раскуривается с каждым её словом.
– В подвале у него вечерами секты собираются. Ночью вообще непонятно, что происходит. А в аптеке поликлинической чего только не продаётся! Поискать, так и «калаш» найдётся!
– А мои девчонки?
– Любка уволилась. Серафиму Ивановну помнишь? Старшую сестру? Умерла от инфаркта! А Вера Тихонова из регистратуры, курносая такая, вышла за негра.
– Вера? Надо же! Курносых негров нарожает!
Мать с Викой глядели на них во все глаза, не могли нарадоваться, пока Эдик, прокашлявшись, не прервал эту вполне искреннюю беседу.
– Олю выписывают. Ты, Макс, с матушкой моей поговори, – сказал он каким-то очень взрослым голосом. – Как врач скажи ей! Не заразная Оля, чтоб с людьми жить! Матушка не врубается.
– Выпьем за то, что хата у нас в кармане, – объявила Вика. – Глубоко беременные сердцем с вами!
И все, кроме неё, потянулись к бутылкам, рюмкам, забулькали напитками. И, не проговаривая вслух, чокнулись за легитимность двух любовных союзов, слабый пол в которых лежал бы уже на кладбищах, кабы не счастливое стечение обстоятельств.
– Подстригусь «под ёжик», – пококетничала Вика, чтоб отговаривали.
– Брюхатой стричься нельзя, – стала загибать пальцы мать. – Руки вверх поднимать нельзя, ногу на ногу ложить нельзя, на пороге сидеть нельзя. Есть втихаря нельзя, а то вороватый будет!
Все засмеялись, а Вика добавила:
– Мамка письмо с хачём передала. Мол, трали-вали, кошки драли, просит за всё прощения… Душевный стриптиз, блин!
Наконец выдалась минутка, Валя вышла в кухню, перезвонила Горяеву, а он возбуждённо закричал:
– У нас 53,82 %, у Зюгашки 40,31 %! Не зря Гарант плясал с Женей Осиным! Зюгашка дал интервью, что победу обеспечила сдача голосов Лебедя. Надо этого Олега Вите наградить!
– Здорово!
– Это не «здорово», ласточка моя! Это – грандиозно! Мы спасли Россию!
Июль после выборов президента стал адом. Одиннадцатого числа взорвали 12-й троллейбус на Пушкинской площади, ранило 8 человек. На следующий день взорвали 48-й троллейбус на проспекте Мира, ранило 26 человек.
19-го пытались взорвать железнодорожный вокзал Воронежа, к счастью, рванули лишь детонаторы, основной заряд мощностью 20 кг в тротиловом эквиваленте не сработал.
25-го в Волгограде взорвали хвостовой вагон пассажирского поезда, и тоже никто не пострадал… Ответственность за теракты брали чеченские боевики.
Началась паника, москвичи стали самоорганизовываться и по очереди дежурить у подъездов. Валя, скрыв от Дениса, тоже дежурила ночью с Шариком и соседями.
Соседи, супруги-челноки, волновались по поводу взрывов меньше, чем по поводу принятого 1 августа указа о налогообложении челночного бизнеса. Категорически не хотели платить налоги и просили у Вали совета, куда теперь податься.
Расспрашивали
