Книга Суббота Воскресенского - Наталья Литтера

а времени нет.

Остановившись на заправке, она взяла в руки телефон и набрала номер.

Дан ответил почти сразу.

– Я уже еду обратно, – сказала Женя. – Дорога хорошая. Если верить навигатору, в девять буду дома.

– Не торопись, – ответил Дан.

– То есть увидеть меня как можно скорее ты не хочешь? – уточнила она.

– Я растягиваю удовольствие, – в его словах отчетливо слышалась улыбка.

– Растягивай, – милостиво согласилась Женя.

Второй звонок сделать было не так просто. Она долго смотрела на номер, прежде чем решиться соединиться с ним. А потом слушала гудки с отчаянно бьющимся сердцем. Гудки казались бесконечными, и Женька уже готова была соединение прервать, но на том конце вдруг ответили:

– Женя, привет. Что скажешь?

– Лев Ярославович, здравствуйте, я думала над вашим предложением.

– И?..

– Скажите, на какой срок я должна буду прекратить тренерскую работу? До премьеры – это я понимаю, затем майские спектакли, лето. Но на все лето я не смогу.

Женя знала, что летом в Сочи почти ежедневно идут представления. Самый сезон: отдыхающие сменяют друг друга каждую неделю-две, и многие хотят посмотреть на ледовое чудо. Труппа Циммермана трудится почти до октября, а потом перебирается в Москву, участвует в телевизионных проектах, показывает спектакли в Москве и Петербурге, ездит с гастролями по городам. И все это круто, только… у Жени тренерская работа… и Дан.

– Не переживай, – успокоил ее Лев Циммерман. – Мы пока подпишем контракт до лета. Потом я все равно сформирую второй состав, но очень хочу, чтобы премьерные спектакли откатала именно ты.

Слышать такое было невероятно приятно. Премьерные спектакли очень ответственные. Это уже не с обкатанной программой колесить по городам. И Циммерман желает видеть именно ее.

– Дайте мне еще пару дней, – попросила Женя. Сердце продолжало отчаянно колотиться. – Мне нужно поговорить с Людмилой Борисовной, все ей объяснить.

– Хорошо, – согласился Циммерман.

Они оба понимали, что только что Женя сказала «да».

Захотелось кофе, и, выйдя из машины после разговора, она отправилась оплачивать бензин и стаканчик капучино.

Пока стояла в очереди, взгляд зацепился за яркие обложки журналов. Красивые машины, отфотошопленные красотки в шикарных платьях, бизнес-графики и очень важный мужчина на фоне какой-то картины. Наверное, жутко дорогой.

Женя вспомнила, как недавно, когда Дан пригласил ее на выставку, она выбежала в комнату с телефоном и быстро посмотрела, что за выставка. Оказалось, действительно очень крутое событие – европейский и русский импрессионизм из музейного собрания и частных коллекций. Успокоилась, согласилась пойти. Женя до сих пор немного стеснялась своих образовательных пробелов. На фоне познаний Дана они казались ей огромными, хотя сам Дан никогда ни единым намеком не дал понять Жене об этом интеллектуальном разрыве между ними. Ни разу не поставил ее в неудобное положение. Наоборот, всегда был предельно аккуратен и легко сглаживал щекотливые моменты.

Однако к предстоящей выставке Женька все равно готовилась, знакомилась в Сети с картинами Моне и Мане (никак не могла запомнить, кто из них кто), не находила ничего красивого в Сезанне, предпочитая Боттичелли и даже подумывая о том, что надо как-нибудь с Ариадной заглянуть в Третьяковку. Там «Три богатыря» и «Мишки» с конфет.

Только теперь не факт, что все это получится.

Ариадна уехала в Рязань, а сама Женя скоро улетит в Сочи. Так что на суперкрутую выставку она уже, наверное, не попадет.

3

Дан знал, что не удержит Женю. Да и имел ли он на это право?

Кто он такой, чтобы пытаться лишить ее мечты?

Пусть и в таком виде.

Это ее жизнь, ее коньки, без которых Эжени не может. Все это Дан отлично понимал. Как понимал и то, что два-три месяца – всего лишь два-три месяца. Люди живут в разлуке и дольше. Гораздо дольше. Только почему тогда появилось это противное тянущее чувство?

Ощущение, что он ее теряет.

Каждый день. Понемногу.

Все последние дни Дан представлял себе песочные часы, которые начали пересыпать песок из верхней колбы в нижнюю. Время пошло.

И Женя была уже не здесь. Они больше не обсуждали предложение Циммермана, но она готовилась. Собранная, сосредоточенная, нацеленная на результат.

Во всяком случае, теперь Дан мог себе представить, какой была Эжени несколько лет назад.

Из Рязани она вернулась в половине десятого, одновременно уставшая, возбужденная и голодная.

– Знаешь что, – сказала почти с порога, – я тут подумала, может, не будем дожидаться той выставки в конце марта и махнем в твой Пушкинский завтра? Завтра воскресенье, у меня тренировка только до обеда. Ты как?

Все это было подозрительно, но Дан ответил только:

– Давай. Как раз отдохну от диссертации.

А с диссертацией намечались не просто проблемы – бои. Диссертация стала лишь предлогом для того, чтобы сцепились две силы – Назар и оппонент. Профессор надеялся на свою весовую категорию в мире науки, но, видно, недооценил ситуацию. Кроме гениальных мозгов существует еще такое понятие, как связи. Назар недооценил связи своего недруга.

Дан же думал, что теперь делать. При условии, что за каждое слово в своей работе он отвечал и откровенно резать и уродовать проделанный огромный труд не хотел. Весь день провел, выискивая незначительные места, которыми можно пожертвовать и переписать в угоду оппоненту.

Встреча на предзащите обещала стать непростой.

– Я сегодня говорила по телефону с Циммерманом.

Они сидели на кухне, Женя с удовольствием уплетала кусок отварного мяса с салатом из свежих овощей. Дан сидел напротив и пил чай.

– И как?

– Сказал, что до осени контракт подписывать необязательно. Можно ограничиться премьерными спектаклями и еще несколькими до тех пор, пока он не сформирует второй состав.

До осени.

Эжени, ты готова кататься до осени?

Конечно, готова, ведь это твоя жизнь.

Дан только теперь начинал понимать про деление людей на тех, кто любит, и тех, кто позволяет себя любить.

Женя позволяла. И ее невозможно посадить в клетку, даже самую комфортную.

– Вообще не представляю, как буду все объяснять Людмиле Борисовне.

– Ты обязательно найдешь слова, – проговорил Дан.

Песок из верхней колбы продолжал неумолимо падать в нижнюю.

Перед сном Дан ее любил, любил отчаянно, так, чтобы вспоминать эту ночь потом, когда она будет в своем Сочи. И так, чтобы она не думала о Сочи сейчас. Чтобы забыла, обо всем забыла, чтобы повторяла только его имя.

Пальцы путались в темных распущенных волосах, горячие губы ловили ее шепот, прикосновения обжигали, и все это было похоже на…

– Фламенко, – выдохнула Эжени ему в шею, крепко обнимая его за плечи.

4

Музей произвел на Женьку колоссальное впечатление. Причем даже не картины – статуи.