Книга Почему сердце находится слева, а стрелки часов движутся вправо. Тайны асимметричности мира - Крис Макманус

Ост-Индии[405] доктор Якобс «часто видел детей-туземцев с крепко привязанной левой рукой: это делалось для того, чтобы отучить их пользоваться ею». В прошлом леворукость «не допускалась в школах Китая и Японии, и вплоть до 1970 года требование писать только правой рукой было обязательным в школах Испании, Италии, Югославии, а также во всех странах за Железным занавесом, среди которых достойное исключение представляла Чехословакия». Хуже всего дело обстояло в Албании, где леворукость одно время вообще считалась противозаконной. В некоторых африканских племенах леворукость считалась достаточным основанием, чтобы отвергнуть претендента на место вождя. Так же и в иудейской традиции: Маймонид перечисляет сотни недопустимых для раввина качеств, в числе которых и леворукость. Куда мягче подходят к этому тараджи на острове Сулавеси, которые ничего не имели против левшей, но просто считали их глупыми. В Британии легко найти примеры старого и нового подхода. В XVII веке врач Джон Балвер, впервые создавший язык жестов для глухих, мог сказать, что «избегать использования левой руки – грубое заблуждение…». Даже в XX веке Оливер Литтелтон, будущий виконт Чандос, писал, как в 1941 году на обеде губернатор Мальты сэр Уильям Добби, обсуждая крикет, «выразил неприязнь к игрокам-левшам и сказал, что ударит собственного сына, если он станет бить не той рукой»[406].

Иногда леворукость считается своего рода добродетелью, хотя все же остается отличием – так, японцы говорят, что ребенок-левша может стать гением, именно потому, что он отличается от других. У народа гого в Танзании леворукость имеет особое ритуальное значение, а Герц писал, что у догонов левши считаются особенно могущественными и умелыми, поскольку появляются из-за слияния двух близнецов мужского пола, хотя это ведет к сокращению жизни их отца. Леворукость не была препятствием на пути к успеху и у индейцев арапахо в Колорадо, чей величайший вождь звался Левая Рука, так как с детства всегда пользовался левой рукой[407].

Чтобы осмыслить эту противоречивую информацию, требуется какая-то теория, и здесь можно применить социологическую концепцию стигмы. В 1963 году канадский социолог Эрвин Гоффман опубликовал свой основополагающий труд «Стигма: Заметки об управлении испорченной идентичностью». Эта книга повлияла и в значительной мере продолжает влиять на то, как общество относится к людям с проблемами. Во многом благодаря Гоффману сегодня мы избегаем использовать грубые и обидные определения вроде калека, придурок, псих, слепой, глухой или немой. Более мягкие термины – слабовидящие, слабослышащие, люди с отличающимися способностями и т. п. – не стоит приписывать простой «политкорректности», они отражают действительные перемены в умах и представлениях, возникшие под влиянием идей Гоффмана[408].

Гоффмановская «Стигма» отличалась широтой подхода. Изначально в Греции стигма была видимым знаком, клеймом, которое вырезали или выжигали на теле, тем самым предупреждая всех, что этого человека следует сторониться, что он преступил закон или нравственные нормы, словом, «безумен, зол, и знаться с ним опасно», как некогда охарактеризовала Байрона леди Каролина Лэм. В современном медицинском словоупотреблении стигма – это характерные физические признаки болезни. Гоффман, однако, раздвинул рамки этой концепции, заметив, что общество сходным образом реагирует на самые разные состояния. Многие стигматизирующие состояния связаны с очевидными признаками болезни, увечьями и уродством, например обезображенной кожей, врожденными деформациями, слепотой, отсутствием конечностей. Гоффман показал, что подобное испытывают и люди со скрытыми или замаскированными физическими недостатками, например после мастэктомии или с колостомой; с такими недугами, как эпилепсия, психические расстройства или алкоголизм, с расстройством речи или иными трудностями в общении, или по чисто социальным признакам – из-за гомосексуальности, криминального прошлого или занятий проституцией. Короче говоря, это может относиться ко всему тому, о чем люди не хотели бы сообщать всему миру, как правило, из-за того, что в результате к человеку перестанут относиться как к одному из многих. Социальная идентичность, то, какими нас видят другие, может иногда настолько искажаться и поглощаться инаковостью, что сама оставшаяся идентичность оказывается болезненным состоянием. Стигма – это способность справляться со стигматизирующими условиями и жить в них, и то, как общество и другие люди реагируют на эти условия.

Чтобы понять, стигматизирует ли леворукость, мы должны рассмотреть различные характеристики, которые Гоффман определил как часть стигмы, и разобраться, как они применяются к леворукости. Диапазон состояний, рассматриваемых Гоффманом, широк и не ограничивается только серьезными увечьями и инвалидностью. Небольшой дефект слуха, небольшая хромота, умеренный псориаз, даже неприятный запах изо рта – все это при определенных обстоятельствах может стигматизировать. Для человека, оказавшегося в поле общественного внимания, даже непривлекательная внешность может оказаться стигматизирующей – и в Британии видный политик мог сказать о себе: «Я слишком уродлив, чтобы когда-нибудь стать премьер-министром». Так что леворукость нельзя исключить из числа стигматизирующих признаков на том основании, что это не так уж важно.

Стигматизации подвергаются те, кто отклоняется от социальной нормы. Едва ли можно сомневаться, что в большинстве обществ нормой является праворукость как с точки зрения статистики, так и в отношении устройства разного рода предметов. Однако не все отклонения от нормы стигматизируются – иногда их просто считают странностями или эксцентричностью, а порой воспринимают позитивно. Чтобы сделаться стигмой, отклонение должно негативно восприниматься обществом, и, как признавал Герц, в отношении левшей это несомненно так, особенно для многих обществ прошлого. Люди, отмеченные стигмой, знают о ней по реакции других людей, и фразы наподобие «О, да вы левша!» указывают на отклонение от нормы. Тот факт, что никто никогда не говорит: «О, да вы правша!», сам по себе указывает на стигматизацию левшей. Стигмы могут отличаться тем, как они сказываются на людях, но серьезные стигмы – обожженное лицо, срок за убийство, даже известность по роли в сериале – могут настолько влиять на то, как человека воспринимают в обществе, что подлинной его личности трудно пробиться сквозь эту плотную завесу. Очевидно, что леворукость редко – если вообще когда-либо – вызывает столь сильную реакцию[409].

Стигматизация усугубляется официальным навешиванием ярлыков в школах, больницах и других учреждениях, и ребенок, который из-за леворукости считается требующим особого подхода, с большей вероятностью подвергнется стигматизации. Хотя заманчиво рассматривать стигму как результат самого состояния, стигма также зависит от реакции на нее самого человека, реакции окружающих и принятых в обществе норм. Часто левши воспитывались в чутких, заботливых семьях, их обучали учителя, не подчеркивавшие их отличие, но и не игнорировавшие иногда возникавшие у них особые потребности, и в таких случаях мало что может вызвать стигматизацию. Для других левшей их особенность обернулась притеснениями, как в школах викторианского времени. Люди часто объясняют леворукостью всевозможные неудачи, связывая каждое неуклюжее действие именно с ней, а не с неопытностью или неизбежными в повседневной жизни случайностями. В конечном счете леворукость