Книга Пион не выходит на связь - Александр Аввакумов

– Начальник, давай без всяких слюней. Ну, взяли вы меня, значит, так легла карта. Ты лучше скажи мне, кто меня запалил?

Майор улыбнулся и, встав из-за стола, направился к двери.

– На «Черное озеро», – коротко бросил он стоявшему у двери оперативнику и вышел из дома.

***

Романов по привычке положил свой сверток с едой на стол и поднял руки для досмотра.

– Что у тебя в свертке? – поинтересовался у него охранник, поправляя на поясе кобуру с наганом.

– У тебя, Федорович, на языке мозоли случайно нет? – то ли в шутку, то ли всерьез спросил охранника Павел. – Ты же хорошо знаешь, что там. Если не веришь, разверни и посмотри.

– Нужно будет, и посмотрим, – примирительно произнес охранник. – У тебя, Романов, своя работа, у меня – своя. Я же тебя не учу, что ты должен делать на своем рабочем месте, вот и меня учить не нужно.

– Федорович! Отчего ты такой зануда? Что я тебе сделал, что ты все время пристаешь ко мне? Я кровь на фронте проливал, чтобы ты здесь спокойно спал на посту, а ты не ценишь все это.

– Это кто тебе сказал, что я сплю на посту? – неожиданно вскипел охранник. – Ты меня хоть раз видел спящим? Я вот на тебя начальнику своему пожалуюсь, посмотрим, как ты запоешь…

– А ты меня не пугай! Дальше фронта не пошлют, меньше роты не дадут. Кто для меня твой начальник…

Он не договорил. В комнату вошел напарник охранника и попросил его посмотреть за воротами, так как ему необходимо сходить в туалет. Федорович грубо выругался и посмотрел на Романова.

– Проходи, Павел. Я твои слова надолго запомнил. Смотри, больше никаких поблажек с моей стороны не будет.

– Нужны они мне, – произнес Романов и сплюнул на пол. – Пошел ты…

Федорович вышел из помещения, а он, взяв со стола свой сверток, направился на рабочее место. Он вошел в свою комнатку и, достав из-за пазухи сверток, положил его на стол. Закрыв дверь на крючок, он стал собирать детонатор. Собрав его, он прикрепил к нему часовой механизм и запустил его.

«Посмотрим, как ты запоешь завтра, старый хрыч, когда здесь ничего не останется», – со злорадством подумал Павел. Открыв дверь, он выглянул наружу. Помещение машинного отделения было пустым, лишь монотонно работали двигатели. Дежурный слесарь спал в соседней комнате, широко открыв рот и громко храпя.

«Спи, спи, – ехидно подумал Романов, – так можно и жизнь проспать». Он подошел к месту, где была заложена взрывчатка и, отодвинув в сторону металлическую задвижку, стал укладывать в образовавшийся паз детонатор. Он был так увлечен этим занятием, что не заметил, как к нему сзади подошли два сотрудника НКВД. Заложив детонатор, он поднялся с пола и замер от неожиданности, увидев за своей спиной двух молодых мужчин.

– Гражданин Романов, вы арестованы, – произнес один из них.

Он хотел что-то ответить, но от охватившего его страха потерял дар речи. Костыль выпал из его руки, и он чуть не упал на пол, но сильная рука чекиста вовремя подхватила его. Они отвели его в сторону, освобождая место для работы саперам. Те быстро обезвредили заложенный заряд и, положив извлеченную взрывчатку в деревянный ящик, вынесли ее из помещения.

Павел сидел на стуле и тупо смотрел на сотрудников НКВД. Он ничего не понимал.

«Как они вышли на меня? – лихорадочно думал он. – Кто же меня выдал? Неужели, Пион? Ведь только он один знал обо мне, о взрывчатке… Неужели – это конец?»

– Что со мной будет? – поинтересовался он у одного из чекистов. – Меня расстреляют?

– Трибунал решит, что делать с вами. С учетом войны, я думаю, что вы будете расстреляны.

Эти слова окончательно лишили его всякой надежды на жизнь. Он неожиданно для охраны упал на пол и стал кататься по нему в истерическом припадке. Он не плакал, он выл от страха, проклиная всех на свете, в том числе и немцев, которые подарили ему жизнь всего лишь на несколько месяцев.

– Вставайте, Романов! – приказал ему все тот же сотрудник НКВД. – Сейчас поздно плакать.

Он схватил его за ворот телогрейки и поднял на ноги. Сунув в его руки костыли, он приказал ему двигаться вперед. В открытую дверь корпуса Романов увидел «воронок», который стоял во дворе водокачки. Около машины с важным видом прохаживался Федорович. Увидев Романова, он усмехнулся и посмотрел на него с презрением. Чего греха таить, Павел ему не понравился сразу же, как переступил порог насосной станции, и это чувство неприязни, похоже, было не случайным.

***

Эстеркин вот уже третий день жил на съемной квартире. Он иногда видел в окно своей комнаты Зою, которая, по всей видимости, ходила в ближайший магазин, в котором отоваривала свои продуктовые карточки. Он несколько раз хотел выйти из дома и встретиться с ней, но чувство самосохранения заставляло его отменять это желание. Все три дня он сидел в доме, боясь выйти на улицу. Ему казалось, что за его домом установлено наружное наблюдение, и стоит ему лишь покинуть убежище, как он будет тут же арестован сотрудниками НКВД.

Все его опасения имели под собой реальную основу. Дом, в котором он проживал, действительно находился под наружным наблюдением. Горшкову и сотрудникам его отделения удалось установить третьего напарника Гнуса. Во время следственного эксперимента, тот, находясь в автомашине с оперативниками, признал в нем третьего диверсанта.

Борис Львович подошел к стене и оторвал листок календаря, висевшего на стене. «Завтра – седьмое ноября»,– подумал он, глядя на красную дату в календаре. Перед глазами поплыли воспоминания о его прошлой жизни. Полный яств стол, запотевшие бутылки с водкой, гулкий бас тестя, легкие шаги жены… Все это было в безвозвратном прошлом. Сейчас он был сродни зверю, которого страх затолкал в угол, откуда практически не было выхода. Он снова подошел к окну и посмотрел на улицу. Там, около хлебного магазина, по-прежнему стояла машина.

«Это они, – почему-то сразу же догадался он. – Пасут, ждут, когда я выйду на улицу».

Он сел за стол и положил перед собой пистолет «ТТ». Его вороненая сталь завораживала. Он снова и снова бросал на него свой взгляд. Наконец он взял его в руки и передернул затвор. Обостренные нервы заставили ощутить, как патрон вошел в ствол пистолета. Борис Львович мгновенно вспомнил, с какой легкостью он убил старика-сторожа и женщину в Камском Устье, не дав им ни одного шанса на жизнь. Сейчас, когда в его руке лежал пистолет, ему вдруг почему-то стало страшно расставаться с жизнью. Он с опаской положил его на стол и, поднявшись, подошел к окну. Он отодвинул в сторону занавеску и посмотрел в окно.

«Стоит», – подумал он, увидев под окнами грузовик.

Теперь он уже не сомневался, что находится под наблюдением. Ему было страшно умирать, но еще больше он боялся попасть в руки сотрудников НКВД. Он снова вернулся к столу и взял пистолет. Он долго стоял, не решаясь выстрелить себе в голову. В какой-то миг он представил свое тело, лежащее на полу, белую стену со следами крови и мозгов. Рука его дрожала и отказывалась подчиняться. В нем, словно жили два Эстеркина, один готов был умереть, а второй никак не давал ему это сделать. Наконец он пересилил себя и приставил пистолет к голове. Он почувствовал холод вороненого ствола, и слезы невольно потекли из глаз. Он нескончаемо долго тянул курок пистолета, вся его жизнь быстро пронеслась перед ним, прежде чем раздался выстрел. Голова его неестественно дернулась, ноги подкосились. Тело с грохотом рухнуло на пол, сбивая со стола немытую посуду. Когда оперативники вошли в его комнату, он был уже мертв.