Книга По ту сторону мечты - Юлия Цыпленкова

— Нет, точно не было, — сказал Балчут. — Ни узора, ни знака. И укус неглубокий, — добавил он, — на ноге. Кривился больше, чем должно было болеть. До поселения вроде и идти не мог, а потом хромал, но ходил и не морщился. Сейчас и хромать не должен.

Над нашей частью стола повисла тишина. Я переводила взгляд с одного собеседника на другого, но они были задумчивы и даже хмуры. Мои слова произвели на них впечатление. Простодушные и открытые для тех, кто готов ответить тем же, пагчи не подозревали, что их можно использовать, чтобы кого-то убить или обидеть. Да и откуда им вообще было знать о чужой интриге, в которую они оказались невольно втянуты? Однако свою роль они отыграли, как и было задумано.

— Есть! — вдруг воскликнул Алем и ударил ладонью по столу. — Есть примета! У него ногтя не было! На правой руке. Какой палец не помню, но точно на правой руке нет одного ногтя. Новый точно не вырастет. Калечный палец.

— Алем, — я прижала ладонь к груди и с чувством закончила: — Благодарю!

Глава 20

И снова ночь приняла жителей Белого мира в ласковые объятья. Шум в поселении давно смолк. Дом Балчута был наполнен тихим сопением, иногда слышался всхрап главы семейства, да негромко подвывал на улице турым. Остальные сторожевые животные помалкивали. Не спали только мужчины, кто охранял сегодня покой соплеменников, да еще, пожалуй, я.

Вертелась с боку на бок, слушала сонную тишину и думала, думала, думала. Столько мыслей полнило мою голову, что для сна в ней просто не осталось места. Я то прокручивала в памяти разговор с пагчи, то вспоминала гадину Селек и ее сына, когда ушел алдар. И в эту минуту я начинала злиться. Кулаки мои сжимались, и с уст срывалась тихая брань, за которую я бы могла покраснеть, но никто не слышал моего шипения, а потому и стыдиться оказалось не перед кем.

А потом перед внутренним взором всплывал горящий взор Танияра, и тогда злость сменялась восхищением. Сегодня я узнала, как выглядит хищник, которого я почувствовала еще наутро после обряда. Тогда я впервые ощутила силу, скрытую под напускным равнодушием. Но это пламя разгоралось не для друзей, оно испепеляло врагов, и только братская любовь еще сдерживала напор. Однако «у всего есть предел». Предел был достигнут, и огнь ярости обрел свободу.

Со мной алдар всегда был иным. Я видела его озорным и шкодливым, ироничным и находчивым, заботливым и внимательным, терпеливым учителем и старательным учеником. И сколько раз я была заворожена его легким смехом или мягкими бархатистыми нотками в голосе. А его взгляд! Когда его взгляд останавливался на мне, силы таяли, подобно снегу по весне. Их не хватало даже на то, чтобы отвести взор, и я глядела в ответ, ощущая, как жар заполняет каждую клеточку моего тела. Кажется, даже переставала дышать. А потом Танияр отворачивался, и жар предвкушения сменялся прохладой разочарования. Сколько раз мне казалось, что магнетизм наших взглядов закончится поцелуем, но алдар не перешагивал эту грань. Он всё еще давал мне время, как и обещал в день моего приезда в Иртэген. А сегодня…

— Моя женщина… как же хорошо, — и счастливая улыбка сама собой появлялась на моих губах.

А следом являлись мысли о дочери Елгана, и радость шла на спад, отравленная спорами подозрений. Уж не потому ли Танияр решил восстановить справедливость, что его загнали в угол этой свадьбой? Каан может иметь три жены, и алдар хочет убить двух зайцев, женившись на двух женщинах разом. Дочь чужого каана, как сказал Берик, будет жить в доме Танияра, ни в чем не нуждаясь, но всего лишь гостьей, а женой по сути буду я?

— Нет, — я отрицательно качала головой.

Если в его доме будет другая женщина, то мне там не останется места. Или мой, или это чужой мужчина. Пусть болит, переживу. Я справлюсь с этой любовью, но не стану жить в гареме, даже если это позволено законом. В конце концов, однажды гостья может превратиться в настоящую жену. Нет, этого не будет. Если алдар уже женат, значит, я просто останусь ему другом…

И я застыла, сраженная всего одним словом, которое произнесла мысленно, потому что даже так оно прозвучало впервые. Несмотря на свое отношение и чувства, которые Танияр будил во мне, я еще ни разу не задумалась над их определением. Воспринимала, как нечто само собой разумеющееся, как данность. Ревновала, любовалась, звала, а ни единого раза не сказала, что…

— Люблю?

Зажмурившись от осознания своего чувства, я вновь открыла глаза и, глядя в темноту, повторила:

— Люблю, — и приняла эту истину окончательно. — Я его люблю.

«Ашити… Отзовись, Ашити…».

Порывисто сев, я завертела головой, пытаясь понять, почудился ли мне призыв или же… Взгляд мой упал на костюм для верховой езды, аккуратно свернутый на лавке, и мне показалось, что я вижу едва уловимое сияние. Покинув спальное место, я поспешила туда, где остался дар Белого Духа. И когда я сунула руку в сумочку, пальцы обожгло холодом.

— Ох, — выдохнула я и на цыпочках побежала к двери, чтобы не разбудить хозяев дома.

Учгей снова дала мне платье дочери, когда я попросила ее об этом перед сном, потому мне не потребовалось одеваться, но даже будь сейчас голой, даже не задумалась бы об этом в данную минуту.

«Ашити, отзовись, прошу тебя».

— Танияр, — почти воскликнула я и сжала «бусину» в ладони…

— Ашити!

Не могу сказать, где я оказалась, потому что вокруг царил мрак, но в этом мраке, озаренный слабым белым сиянием сидел мой воин. Однако стоило мне появиться, он порывисто поднялся на ноги и замер напротив. Наши взгляды, наконец, встретились… И время еще вяло трепыхавшееся рядом застыло, сковав мир тонкой коркой льда. Исчезли всякие звуки, мысли, даже дыхание самой Жизни стихло, и только сердце в груди вдруг взорвалось снопом искр, будто праздничный фейерверк. Его свет озарил темноту и отразился в синих глазах мужчины, стоявшего рядом.

Воздух, еще мгновение назад полнивший грудь, исчез. Я задыхалась и никак не могла вдохнуть. Для того чтобы дышать мне отчаянно не хватало только одного…

— Ашити, — угадала я свое имя по движению губ Танияра.

А затем он шагнул ближе, уничтожив последние крохи расстояния, разделявшие нас, рывком прижал к себе, и накрыл мои губы своими губами. Я охнула, и воздух, наконец, вновь наполнил мои легкие, но лишь затем, чтобы опять покинуть их вместе со сладким стоном. Мои ладони накрыли мужские плечи, пальцы скомкали ткань рубахи, и если бы не сильные руки, державшие меня, наверное, я бы упала, до того головокружительным было ощущение этого единения не тел, но душ…

— Не отпущу, — услышала я жаркий шепот, когда поцелуй прервался. — Теперь не отпущу и не оставлю.

— Танияр, — уткнувшись ему в грудь лбом, всхлипнула я под напором чувств.

Он отстранился, не разомкнув объятий, заглянул мне в глаза, и взор его затеплился нежностью.

— Моя душа, — сказал он тихо, но мое сердце откликнулось волной ответной нежности.