Книга Завод войны - Нил Эшер

– Да, отец.

Эти ракеты служили отличным примером ошибки прадоров. Они содержали полуразумный компьютер, пускай и на порядок уступающий тому определению ИИ, которое давало и Государство, и сами прадоры. Конечно, в подобное оружие можно было бы установить ганглии третинцев, точно так же как ганглии их старших братьев устанавливают разрушителям планет, камикадзе.

– Оружие грузится, – сообщил Цворн. – Проследи за исполнением и убедись в готовности.

– Да, отец, – повторил вторинец, бросив взгляд на незаконченный обед, и двинулся к пультам истребителя.

Смотря, как он взгромождается в кресло и вставляет в отверстия ловкие руки-манипуляторы, Цворн ощутил укол раздражения, решив, что, если вторинец выживет после предстоящей встречи, следующая ему уготована с хирургическим телефактором. А его ганглию Цворн найдет применение, потеснив суб-ИИ, управляющий корабельными боеприпасами.

Думая о детях – их текущей полезности и будущем использовании, – Цворн переключил внимание на бассейн для спаривания. Оплодотворенная им самка припала к стойке-кормушке, две другие застыли рядом, охраняя ее. Инстинкты тут были ни при чем – всего лишь дочерняя преданность. До того как прадор впервые стукнул одним куском алмазного сланца по другому и задумался о том, надежнее ли станет защита, если приклеить такую пластину смолой к панцирю, битвы за партнершу и возможность произвести потомство разыгрывались свирепые. Самка, уже оплодотворенная одним самцом, была для другого точно такой же целью, как и неоплодотворенная, – хотя беременные отбивались еще яростнее. Если самцу удавалось укротить такую, он сперва при помощи пенисов извлекал яйца с зародышами и только потом впрыскивал свое семя. Видимо, две другие обитательницы бассейна, подавив инстинкт держаться ближе к поверхности, защищали товарку.

Как и ожидалось, самка была беременна, об этом ясно говорили краснота и вздутие основания ее яйцеклада. Цворн проверил окружающие подсистемы и обнаружил пристройку с садком для рыбойников. Там плавало около двадцати крупных особей, то и дело наведывавшихся к стойке с кормом и иногда возбужденно набрасывавшихся друг на друга. Дети Влерна определенно думали о будущем, поскольку тут были представлены все три пола. А среди растущих в нишах бурых водорослей покачивались цепочки икры. Некоторые кладки уже созрели, икринки лопнули, и меж толстых мясистых листьев сновала молодь. Что ж, рыбойников было много, поэтому Цворн, не задумываясь о том, кого же выбрать, просто открыл ряд дверей в соединяющем резервуары туннеле.

Одна из рыбин тут же отправилась на разведку, но быстро развернулась, должно быть, почуяв в воде нечто, ей не понравившееся. Вторая и третья сделали то же самое, и тогда Цворн, отыскав виртуальные регуляторы, выпустил в туннель концентрат крови. В тот же миг рыбойники кинулись к лакомству. С трудом успев захлопнуть створки за вырвавшимся вперед экземпляром, Цворн понял, чем вызвана необходимость наличия такого количества дверец. Стремительно влетев в брачный бассейн, рыбойник, казалось, заколебался, двинулся по кругу, мотая головой из стороны в сторону, стараясь поймать заманивший его сюда вкус. Но наткнулся он на то, что его совершенно не устроило, – и метнулся обратно к туннелю, попытавшись пробить головой закрытую створку.

А две неоплодотворенные самки уже защелкали жвалами, создавая звуковые волны. Рыбина бросилась прочь от туннеля на поиски запасного выхода, но шоковые воздействия на тело делали ее все растеряннее. Оплодотворенная самка тем временем оторвалась от пола и, работая ластами, устремилась вверх. Настигнув рыбойника, она тоже принялась щелкать мандибулами, все быстрее и быстрее – а потом схватила добычу и потащила вниз, себе под брюхо, чтобы, сгорбившись, вогнать яйцеклад глубоко-глубоко в тело рыбины. Инъекция не заняла и секунды; самка отпустила рыбойника и вернулась к своим приятельницам.

Рыбина приходила в себя очень медленно, тупо кружа по бассейну. Меж тем Цворн открыл еще один затвор, ведущий в другой аппендикс. Ведь рыба – это огромный кусок мяса, и хотя теперь химия оставляемого ею следа изменилась, что не позволит самке, которая ввела яйца, напасть на этого рыбойника, две другие самки скоро обо всем забудут и отправятся на охоту. Цворн выпустил кровяной концентрат в новый туннель, и рыбина двинулась туда, рассчитывая найти там кормушку, – но ничего не обнаружила. Через несколько часов личинки прадоров вылупятся и начнут поедать рыбу изнутри. Как паразиты, возрожденные Государством во время войны, они сперва не тронут жизненно важные органы, отсутствие которых быстро убило бы носителя. Однако, когда они подрастут, превратившись в то, что кое-кто из прадоров называет четвертинцами, их аппетиты изменятся.

В конечном счете рыба погибнет и будет сожрана, а четвертинцы займутся своими собратьями послабее – и съедят их тоже. Когда легкие полностью вытеснят жабры, самцы двинутся на поверхность по трапу, ведущему к яслям третинцев с еще одной стойкой-кормушкой. Там они будут яростно сражаться, пока расширяются их ганглии, превращая мальков из свирепых безмозглых хищников в хищников свирепых разумных. Затем старшие прадоры заберут самцов-третинцев из яслей, чтобы начать следующую стадию их воспитания. Насколько помнилось Цворну, знаменуется она постоянными побоями, на которые вторинцы не скупятся. Все образование сводится к процессу истребления негодных. Тот, кто не учится достаточно быстро, становится обедом для старших родичей.

Блайт

Пробудился Блайт рывком. Скатившись с кровати, он попытался понять, то ли ему приснилось, то ли «Черная роза» действительно нырнула в У-пространство. Сознание туманилось, капитана тошнило. Долгое ожидание приказа Пенни Рояла – знать бы еще какого – заставило его слишком уж углубиться в изучение запасов спиртного. Присев на край койки, капитан потер лицо, потянулся к встроенным в стену шкафчикам, открыл один и вытащил маленькую склянку. Оценив сильно сократившееся содержимое, Блайт вытряс на ладонь две таблетки алкотокса и проглотил их. Поднявшись и направившись к установленному в каюте разливочному автомату, он удостоверился, что да, действительно ощущает почти незаметное, лежащее ниже порога сознательного восприятия, гудение У-пространственных двигателей. Машинально коснувшись экрана, Блайт заказал пинту черного чая с медом – алкотокс действует куда лучше, если в желудке плещется хоть какая-то жидкость.

– Рановато вроде ушли, – пробормотал он.

Блайт ожидал, что либо не получит ответа вовсе, либо удостоится короткого пренебрежительного комментария из воздуха, – и очень удивился, услышав за спиной тонкий звон. Черная точка, возникшая в немыслимой дали, приближалась, вырастая в один из черных бриллиантов Пенни Рояла, искажающих вокруг себя воздух. Кажется, Блайт даже обрадовался его появлению.

Но радость была недолгой: бриллиант вдруг исчез со звуком разбившейся винной бутылки, а из интеркома раздался резкий голос Левена.

– Должен я? – обратился к кому-то корабельный разум и после паузы завершил: – Кажется, должен.

– В чем дело, Левен? – спросил Блайт.

– Просто слушай, – сказал разум. – Чем больше существо отдаляется от того состояния, которое Пенни Роял определяет как «нормальное» или «среднее», путем ли форсирования или какой-то иной ментальной трансформации, тем труднее предсказать его действия.