Книга Анжелика в Новом Свете - Анн Голон

— Особого комфорта мы вам предоставить не можем. Все, что у нас было, сожжено в Катарунке. Вы, верно, знаете об этом.

— Да! Я видел пепелище.

Он слушал ее мелодичный голос и, пожирая ее глазами, забывал о еде. «Этот лейтенант еще более обезумел, чем тогда, при первой нашей встрече», — обреченно подумала она. А вслух сказала:

— Кушайте же.

Он повиновался и начал есть — медленно, сосредоточенно, в каком-то блаженном оцепенении.

Сгрудившись у двери, жители Вапассу настороженно наблюдали за этой сценой, с подозрением смотрели на чужака. Испанец не сводил с него дула своего мушкета.

Пон-Бриан ничего не слышал, ничего не видел, кроме Анжелики. Он достаточно дорогой ценой оплатил эти минуты…

— Форт сгорел, но вы сумели спастись, — сказал он. — Как вам удалось удрать от ирокезов? В Квебеке весть о том, что вы живы, прозвучала словно гром среди ясного неба…

— Ну, это не должно было слишком обрадовать их, не так ли? Ведь вопреки мессиру де Ломени нам был подписан смертный приговор.

Она бросала ему вызов, взгляд ее потемнел.

«Как она красива», — подумал он.

Анжелика положила свою накидку на табурет. Туда же она положила пучок почерневших веточек, похожих на самшит, собранных ею утром на берегу озера, на опушке леса.

Пон-Бриан любовался ее тонким станом, освобожденным от тяжелой накидки, ее несравненной царственной осанкой, которую не могло скрыть даже это платье простолюдинки.

«Королева! — думал он. — В гостиных Квебека она затмила бы всех! Ей не место здесь, в дебрях леса! Ее надо вырвать отсюда…»

То, что Анжелика сейчас была рядом с ним, раздуло тлеющие угли его страсти. Даже в состоянии той безмерной усталости, которой он был охвачен, в нем пробудилось вожделение. Как и в первый раз, когда он увидел ее в лесу, он почувствовал, словно внезапный удар, влечение, смешанное со страхом, нечто такое, чего он никогда еще не испытывал. И сейчас, даже полуживой от усталости, он не мог заставить себя не желать ее.

Тепло залы понемногу согревало его, изголодавшийся желудок наполнялся пищей, и то, что он, вконец обессиленный, послушно подчинялся этому сладкому и повелительному напряжению своего тела, он принимал как свидетельство жизни, возрождающейся в нем после нечеловечески трудных и опасных часов, которые перед этим выпали на его долю.

Эта женщина имела над ним непреодолимую власть. Ради такой женщины стоило идти сюда, стоило рисковать жизнью. Может, она и правда демон? Ну и пусть, какое это имеет значение!

— Разве кто-нибудь мог пожелать вашей смерти? — запротестовал он, пытаясь своими потрескавшимися губами изобразить обольстительную улыбку. — Даже я не пожелал бы, хотя вы во время нашей первой встречи так любезно обстреляли меня.

При напоминании об этом Анжелике вновь представилась комичная картина — барахтающийся в воде Пон-Бриан, — и она расхохоталась. Этот звонкий и непосредственный смех доконал Пон-Бриана. Когда она подошла к нему, чтобы принять тарелку, он схватил ее за запястье.

— Я вас обожаю! — глухо проговорил он. Смех замер на ее губах, и она вырвала руку, бросив на него раздосадованный взгляд.

В залу вошел Жоффрей де Пейрак.

— Стало быть, вот и вы, мессир де Пон-Бриан, — сказал он, и в его тоне не было ни малейшего удивления. Можно было подумать, что он ждал его. Лейтенант не без усилий поднялся.

— Сидите же. Вы совсем обессилены. Вы пришли с реки Святого Лаврентия? Нужно незаурядное мужество, чтобы в такое время года отправиться в пустынную глубь страны. Вы истинный канадец.

Пон-Бриан ощупью искал трубку в кармане своего камзола. Граф протянул ему табак. Гурон, полуприкрыв веки, набил свою длинную индейскую трубку.

Анжелика принесла им уголек прикурить.

Несколько затяжек окончательно вернули лейтенанта к жизни, и он принялся расписывать трудности, которые испытал в дороге. Из-за пурги они много раз сбивались с пути.

— Но какая срочная необходимость принудила вас к этому путешествию зимой, сударь? — спросил граф. — Отправиться в такую даль! Какова ваша миссия?

Пон-Бриан, казалось, не слышал его. Потом он вздрогнул, словно очнувшись ото сна, и уставился на де Пейрака непонимающим взглядом.

— Что вы хотите сказать?

— То, что я сказал. Это случайность, что вы оказались у нас?

— Разумеется, нет.

— Вы имели намерение посетить наш форт? Встретиться здесь с нами?

— Да.

— С какой целью?

Пон-Бриан снова вздрогнул, вскинул голову, его взгляд стал осмысленным, будто он только сейчас увидел того, на кого смотрел, и понял наконец, кто этот человек. Он не ответил.

— По-моему, он уже совсем спит, — вполголоса сказала Анжелика. — Пусть он отдохнет и тогда расскажет нам о цели своего прихода.

Но граф де Пейрак настаивал.

— Так зачем же? У вас поручение ко мне? А если нет, тогда чего ради это путешествие, одному, в такое опасное время года?

Пон-Бриан медленно оглядел залу, несколько раз провел рукой по лбу и наконец изрек какой-то странный ответ:

— Потому что так нужно, сударь, так нужно.

Глава 16

Сумерки сгустились очень быстро, наступил вечер. Лейтенант Пон-Бриан находился в состоянии какой-то раздвоенности. Он вновь обрел свою речистость и теперь развлекал общество рассказами и новостями, которые принес из Новой Франции.

Лицо его раскраснелось, он словно снова вернулся к жизни. Он разглагольствовал о Квебеке, где недавно побывал, о бале, что был дан там, о театральной пьесе, которую сыграли в коллеже иезуитов.

Анжелика слушала его, от любопытства приоткрыв рот, потому что рассказывал он хорошо, и ко всему, о чем он вспоминал, особенно к городам, трем северным городам — Квебеку, Труа-Ривьеру и Монреалю, — она испытывала неутолимый интерес.

Она без конца смеялась, увлеченная его веселыми историями, и Пон-Бриан не мог удержаться, чтобы не бросить на нее влюбленный взгляд, хотя и старался притушить в нем пламя страсти, ибо к нему вернулось элементарное благоразумие. Он только вспоминал про себя, что и раньше, когда он слышал этот ее гортанный смех, у него по всему телу пробегала дрожь. Граф де Пейрак больше не спрашивал о цели его прихода, то есть именно о том, что ему очень трудно было бы объяснить. И вот сейчас лейтенант словно бы раздвоился: с одной стороны, он непринужденно беседовал в приятной компании, а с другой — в мрачных терзаниях вновь переживал те смертные муки, что одолевали его в последние месяцы, с того самого дня, когда он решил, что она погибла, и жизнь тогда показалась ему настолько опустошенной, что он не получал наслаждения даже от табака.

Никогда еще время не тянулось так тягуче медленно, как в те дни. Он видел себя бродящим по земляным валам форта, со взглядом, устремленным к горизонту, словно там могла возникнуть женская фигура, или погруженным в созерцание застывшей реки, шепот которой заглушил ледяной панцирь.