Книга Победный ветер, ясный день - Виктория Платова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И ни одно место не показалось ей достаточно безопасным,чтобы доверить ему такую тревожную вещь, как пистолет. В результате Лена ненашла ничего лучшего, как прихватить пистолет с собой, чтобы теперь пожалеть обэтом. Хотя большеголовый мент и не выглядел угрожающим, но кто знает, чтопридет ему в голову.
В любом случае обыскивать себя она не даст.
Укрепившись в этой здравой мысли, Лена решительнонаправилась к Светане.
— Слушай, возьми у Гжеся ключи от машины… —приблизившись к Светане и милиционеру на расстояние трагического полушепота,сказала она. — Не хочу подходить к этим скотам…
— Думаешь, я горю желанием? — проворчала Светаня ина секунду задумалась.
И по ее виду стало понятно, что разговор с милиционером онавоспринимает с еще меньшим энтузиазмом, чем перспективу близких контактов сГжесем и упившимся вдрабадан муженьком.
— Ладно, сейчас схожу, — наконец-то снизошлаона. — А ты поговори пока с представителем власти. У него для нас имеетсяинформация… Рекомендую, лейтенант, лучшая подруга покойной Афины. Ей будетинтересно все, что вы скажете…
Выплюнув изо рта эту тираду, Светаня — едва ли не с низкогостарта — сорвалась с места и прошмыгнула мимо Лены со скоростью цунами.Очевидно, цунами задел и лейтенанта: спина его мелко затряслась, а фуражка самопроизвольносъехала на затылок.
— Я вас слушаю, — обреченно воззвала к фуражкеЛена: не очень-то вежливо пялиться на женщину сутулой спиной, не очень-товежливо.
Недоделанный райцентровский лейтенантишко и сам понял это.Через секунду он повернулся и…
Даже если бы сейчас из гроба восстала Афа, Лена поразиласьбы меньше.
Прямо перед ней, переминаясь с ноги на ногу, стоял недавносбитый ею на шоссе буйнопомешанный Гурий. Но вместо смирительной рубашки на немкрасовался кителек и мелкотравчатые погоны.
— Вы?! — Лена даже зажмурилась в детской надежде,что Гурий растворится в воздухе. — Это вы!.. Какого черта… Я так и знала,что добром не кончится.
— Лейтенант Ягодников, — пробубнил неудавшийсяпациент психиатрической клиники.
Лена все еще не могла поверить в реальность происходящего.
— Черт! Только со мной могло это случиться…
Действительно, черт.
Достойное пополнение запасников милицейской галереи. И этопополнение вполне способно затмить все предыдущие. Она пропала, неизвестно,какая еще эксцентрическая идея придет в голову этому дауну при исполнении. Емуничего не стоит организовать привод в отделение со всеми вытекающими, включаяшмон личных вещей.
И шмон этот будет весьма красноречивым, если учестьсодержимое Лениного рюкзака.
Нет, она не даст себя обыскивать, во всяком случае, неэтому… Этому… Только через ее труп, только ее трупа сейчас и не хватает… Нодаже если она выживет… В любом случае перспектива еще одного лобовогостолкновения с поклонником мумифицировавшейся эстрадной дивы была такойбезрадостной, что Лена нервно рассмеялась.
— Что же вы от меня хотите? — спросила она. —Арестовать? Посадить в кутузку за наезд?
Если бы только за наезд! Если бы только за наезд, огосподи!.. Но Гурий, казалось, пропустил Ленине замечание мимо ушей.
А то, что он произнес через секунду…
— Я хотел бы поговорить с вами об АфинеФилипаки, — сказал он.
— Вы?! Вы-то к Афе каким боком? — не удержаласьЛена.
— Как вы сказали?
— Какое вы имеете отношение к Афине?..
— Я веду ее дело, — прогнусил Гурий, слегкараздувшись от собственной значимости. И даже детские погончики на его кургузомкительке стали колом.
— Только не это!..
Только не это, господи!.. Если бы сейчас произошлоневероятное и Афа все-таки восстала бы из гроба, она немедленно плюхнулась быобратно. И умерла бы во второй раз. Потому что пережить этого клиническогоидиота, меланхолично жующего силос из улик и версий, невозможно. Да и не нужнообладать буйным воображением, чтобы представить качество этого силоса. Афа,Афа, видимо, твои дела и правда из рук вон, если уж тебя передали на попечениетакому типу.
Святотатство. Вандализм. Надругательство.
— Я хотел бы поговорить… Тем не менее… — снова напомнило себе осквернитель праха.
Очевидно, Ленины глаза отразились в ягодниковских зрачках:на их мутном, засиженном обломками игрушечных яхт дне явственно проступилацитатка из раннего творчества дивы: «ничего не вижу, ничего не слышу, ничегоникому не скажу».
Ей бы сейчас развернуться и уйти, но нет никаких гарантий,что дохляк Гурий не ухватится за рюкзак, как совсем недавно за него ухватилсяПашка. А рюкзак, до недавнего времени служивший Лене верой и правдой, какоказалось, живет своей тайной жизнью и привечает что ни попадя.
И в следующий раз она вполне может обнаружить там гранатомет.Или тактическую ракету с ядерной боеголовкой. Или сбившееся с курса звенобомбардировщиков «Стелле». Нет, на рюкзак, как и на профессионального жиголо,положиться невозможно.
Придя к таким неутешительным выводам, Лена решила, чтодешевле будет все-таки поддержать беседу, начатую Гурием.
— Есть подвижки? — выдавила из себя она.
— Кое-какие…
— Нашли убийцу? — Спрашивать об этом было так жебесперспективно, как покорять Северный полюс в бикини, ластах и с аквалангом заспиной.
— Нет.
Ну вот, что и требовалось доказать: в одних бикини Северныйполюс не покоришь.
— Дело в том, что убийства не было…
— Как это — не было? — безмерно удивилась Лена.
Хотя чему тут удивляться, если дело поручили этому недотепе,этому дурачку-подпаску, перекочевавшему сюда прямиком из пасторали. Отнеудобного во всех отношениях трупа хотят отвязаться, никто им и заморачиватьсяне будет в заросшей самодовольным провинциальным шиповником глуши. И лучшийспособ позабыть о нем — вот этот велосипедный херувим, судомоделист-надомник, посовместительству оказавшийся еще и лейтенантом милиции.
Ее простодушной ряхой.
Такой ряхе можно поручить разве что волнующее кровьрасследование кражи двух ливрей из костюмерной киностудии «Ленфильм». Или неменее пафосное дело о порче кресельной обивки в БКЗ «Октябрьский». И — каквенец оперативного доверия — разбор завалов мелкого хулиганства в Ледовомдворце.
— Произошел несчастный случай. Вы знали, что у нее былобольное сердце? — так же простодушно продолжил Гурий.
— Понятия не имела. Впервые слышу — от вас, —неожиданно для себя начала заводиться Лена. — Она что — умерла отсердечного приступа?