Книга Красная мельница - Юрий Мартыненко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Тот самый. А чего? Нормальный мужик…
– Ты смотри-ка, сам полковник, – долго не мог успокоиться Климент Ефремович.
– Ну что? Давай? За прапорщиков? – Климент Ефремович поднял рюмку.
– Давай, дедуля, – тряхнул головой Степан, чокаясь с дедом.
– Разом как-то вы с Маринкой выпорхнули из родного дома. Мать скучать будет.
– Что же поделать?
– Ничего не поделать. Учиться надо. И тебе, и Маринке. Время летит. Я, кажется, сам недавно был мальчишкой. Как вчера помню еще довоенную пору. А фронт? А после войны? Бедно жили. Все бедно, все одинаково, но и все одинаково счастливы были. Жизни радовались. Сейчас не то. Посмотришь, даже после выпивки, в праздники, нет радости у людей. Видно ведь, что не то. Пьют в застольях много, а скука одолевает, дурь лезет. Раньше, бывало, выпьют два мужика чекушку – настроение до неба! А как на праздниках плясали! Полы скрипели. А пели как! Под гармошку. Позже радиолы пошли, грампластинки, магнитофоны. И танцы теперь совсем другие. Кто сейчас вальс исполнит?
– Не танцы, дед, а дискотека.
– А какая, к шутам, разница?
– И вальс бы танцевали, но не умеют. Кто научит?
– Нас тоже никто вальсировать не учил.
– А ты, деда, хорошо вальсы исполнял?
– А как же.
– И баба Люба?
– Конечно! И баба Люба…
– Как интересно, – покачал головой Степан. – Даже не представлю себе.
– Ты открой альбом с фотографиями, где бабушка молодая, тогда, может, и представишь. Еще как танцевала… Оно вся жизнь тогда была интересной. Сейчас совсем не то… Не такою мы ее представляли.
– Кто?
– Мы с ребятами, с однополчанами, когда между бомбежками и артобстрелом о будущей жизни мечтали.
– И какой она представлялась? Угадали? Нет? Немножко похожей на теперешнюю или совсем другой?
– Что-то не так пошло. С каким-то косяком. Нет, сразу после Победы мы были одним одержимы – быстрее отстроиться, залатать все дыры, залечить фронтовые раны и зажить по-человечески. Главное, что дожили до Победы. Ты и сам не по годам хлебнул, чуть-чуть стал понимать, что такое мирная жизнь. Это какое же благостное состояние для человека – жить, не страшась потерять ее – эту жизнь! Вот если бы так все на земном нашем шаре понимали.
«Захмелел дед», – подумал Степан.
– Такое уж вовсе из области фантастики. Если бы так, то все стало иначе, наверное, и сам земной шар полетел бы по другой орбите… Кстати, о статье в газете. Раньше что-то не писали таких подробностей.
– Время сменилось. Демократия, – пояснил Степан. – Ну, что, дедуля, пора бы и на боковую?
Засыпая, Степан вспомнил недавнюю встречу с Васнецовым, о которой деду за столом вскользь упомянул.
… – Поехали-поехали. Никаких нет. Стесняться нечего. Супруга с дочкой у бабушки в деревне гостят. Там ягода поспела, – выскочив из легковой машины, Васнецов сразу потянул Степана за рукав.
Обычная городская «двушка» обычной «хрущевки». В крохотной кухне потертый маленький холодильник «Саратов». Электроплита «Мечта». Шкафчики на стенке.
– Можешь отдохнуть в комнате на диванчике. Я сейчас приготовлю! – Хозяин достал сковороду, открыл холодильник.
Степан вытер руки полотенцем, глянул мимолетно на себя в зеркало, причесал волосы и прошел из ванной в комнату. У телевизора на стенке в рамочке тронутый временем снимок. Двое в военной форме фронтовой поры. Он и она. Он в погонах капитана. На гимнастерке четыре ордена и четыре медали. Она – младший лейтенант медицинской службы.
– Скромненько живете, товарищ полковник, – сказал Степан, когда сели за стол.
– Какой я тебе полковник? Для тебя я Евгений Евгеньевич. – Васнецов раскупорил бутылку «Пшеничной» и налил в две рюмки. – Как говорится, за вас, за нас и за «спецназ»? Давай, – вытянув руку, он чокнулся с гостем. – Закусывай, что уж есть. Холостятствую, пока семья в отъезде. Бери сальцо, огурчики пробуй. Деревня помогает. Спасибо теще с тестем. Там у них хозяйство – живность. Огород большой.
– А супруга ваша местная?
– Местная. Родом из нашей области. Меня ведь после госпиталя начальство поставило перед выбором. Либо на пенсию, либо еще послужить в конторе, но сразу предложили ваши далекие края. А квартира эта служебная. Так что все нормально. После отставки поедем в деревню к старикам. Может, фермером заделаюсь. Сейчас пошла на них мода, – с улыбкой рассуждал Васнецов, вновь наполняя рюмки.
– Ну, третью стоя и не чокаясь!
– Давайте.
– Вижу, что-то хотел спросить?
– Там, в комнате, на фото – это кто?
– Мои родители. Фронтовой снимок. Отец погиб, когда мама еще беременной была. Меня носила в животе… Он погиб, а она выжила. Отец в бою успел закрыть ее собою. – Васнецов замолчал. Потер подбородок, провел ладонью по светлым ершистым волосам. – Мама после войны так и не вышла замуж, хотя работала в окружном госпитале до самой пенсии. Там-то, сам знаешь, сколько женихов? И меня растила, и каким-то чудом окончила на вечернем медицинский. У меня ее фамилия. А отчество, как положено – по отцу. Но с ним они не были зарегистрированы. Не успели. Война… Да. – Васнецов задумался, затем встрепенулся: – Вот как-то так… Я навещал маму после Афгана. Живет там же, в Минске. Зовем с женой ее сюда погостить. Посмотреть Забайкалье. И сваты в деревне будут рады. Обещала приехать…
– У меня тоже дед фронтовик.
– Да?
– Ага!
– Вот видишь, значит, воевать тебе – сами гены подтолкнули. А как деда зовут?
– Климент Ефремович.
– Да ты что? – удивился, восхищаясь таким совпадением, Васнецов. – Полный тезка маршалу? Ты смотри. А тебя же в честь кого назвали?
– В честь прапрадеда Степана Ворошилова. Жил в деревне. Перед революцией своими руками построил водяную мельницу. У нас здесь, в Забайкалье, ветряные не строили.
– Почему?
– Из-за рельефа местности, наверное.
– И как сложилась судьба прапрадеда?
– На строительстве мельницы он надорвался и умер перед самой революцией. А в тридцатых годах мельница перешла в колхоз, а прабабушку Елизавету и сына ее Ефрема, то есть моего прадеда, хотели даже к кулакам причислить… Хотя в начале войны деда Ефрема все-таки арестовали. Как сейчас пишут, репрессировали. И с концом.
– И ничего неизвестно?
– Абсолютно ничего.
– Тоже работал в колхозе?
– Нет, на железной дороге. Мастером-путейцем.
Васнецов вынул из холодильника вторую поллитру «Пшеничной».
– Вот что, Степан. Попытаюсь я поискать по твоему прадеду в нашем архиве.
– Вот бы здорово, Евгений Евгеньевич! А как бы дед был рад!! – Степан отложил вилку и во все глаза радостно и восхищенно смотрел на Васнецова.