Книга Герои былых времен - Юлия Федотова

Ильза прислушивалась к тоскливому вою ветра и радовалась, что не стала капризничать. Сначала ей очень не хотелось ночевать под землей кургана. «Как покойники!» – думала она сердито. Но смирилась и теперь не жалела. Что и говорить, хороши бы они были на улице! Пожалуй, «как» стало бы лишним.

Но смутная тревога все-таки угнездилась в ее душе и дала о себе знать во сне. Ночь напролет девушке виделись кошмары. Хотя наутро они показались ей не страшными, а, наоборот, забавными: будто она снова в Дольне, в школе Белых Щитов, и вместо наставника у них – большая черная лошадь, которая ходит на задних копытах, бранится по-аттахански и грозится, что пошлет всех собирать навоз для очага.

Странные сны в ведьмином жилище снились не одной Ильзе. Рагнар, к примеру, всю ночь ловил лягушек и жаб, складывал в большой мешок и хотел нести в подарок отцу. Орвуд истолковал это как хороший сон, к деньгам. Хотя сильфида утверждала, из вредности, что к пустым хлопотам. Хельги видел профессора Перегрина, и тот угощал его гадким новомодным южным пойлом под названием чай. Процеживал через золотое ситечко, помешивал золотой ложечкой, щедро посыпал укропом и предлагал выпить за здоровье коллеги Лапидариуса. Коллегу Лапидариуса Хельги знать не знал, и чай, и укроп не выносил до содрогания, а потому проснулся среди ночи в холодном поту и решил, что сон этот не к добру. Но проморгался и понял, в чем дело. На закопченном треножнике, установленном над очагом, степная ведьма варила свое зелье, и воняло оно именно чаем и укропом! Демон-убийца успокоился и остаток ночи проспал без сновидений.

Но самая большая глупость приснилась Аолену. Все утро он тихо хихикал сам с собой, но, когда его принимались расспрашивать, смущался, краснел и помалкивал. Сказал только, что при девушках такое рассказывать нельзя. Заинтригованный Рагнар пробовал отозвать эльфа в сторонку, но добиться толку не смог.

К полудню буран, бушевавший всю ночь и утро напролет, прекратился. Настала пора уходить.

Каково же было удивление друзей, когда хозяйка извлекла из-под вороха кож очередной серебряный меч и молча вручила его Ильзе!

А потом вдруг обернулась к Эдуарду:

– Прими от меня в дар это, сын злого мужа и зачарованной жены! Передай матери своей, да избавится бедная женщина от черного дурмана илфи! – В раскрытой ладони ведьмы лежало широкое, грубое, черного металла, кольцо.

Эдуард смотрел недоуменно, ему подумалось: может, он неправильно разобрал аттаханское наречие? Но Меридит рассеяла сомнения принца. Потрясенный до глубины души, он повесил подарок ведьмы на цепочку, рядом с амулетом, и надолго погрузился в невеселые мысли. Вспомнилась ему мать – серая, безвольная тень грозного отца; тельце илфи в золотой клетке и рассказ наставника о магических свойствах маленького чудовища. Воскресли в памяти и странные, тайные слухи, гуляющие в стенах королевского дворца. И от всего это сделалось ему жутко до дрожи…

Они ушли. Быстро, не оборачиваясь – так велела ведьма Данар. А сама она еще долго стояла на пороге, смотрела им вслед. Ильза тихо хлюпала, переживая расставание с младенцами, Эдуард дрожал, а Меридит принялась рассуждать вслух.

– Что-то я не улавливаю, – сказала она. – Судя по мечам, нам осталось свершить всего два подвига, шесть уже засчитано. Но из них только четыре связаны со Странниками и «устранением зла, сотворенного добром»…

– Не все связи смертный способен узреть; в пророчестве не уточняется, что подвиги должны быть напрямую связаны со Странниками; и то, что мечи даются за них в награду, не факт, а наше предположение! – откликнулась скорая на выводы сильфида. – Тем более что пророчество не одно, а два совершенно независимых, и как первое соотносится с вторым, мы не знаем. Нечего ломать голову над неведомым и совать нос в высшие сферы! Никому не дано знать и понимать все на свете!

В самом деле, разве могли они знать, что в одно и то же время, когда Ильза обнаружила подменыша, совсем недалеко, всего-то в часе пути, пятерых мирных путников взяли в плен степные разбойники? И чтобы спасти собственную жизнь и жизни своих спутников для будущих великих дел (не растратив при этом силы!), старший из пленников, могущественный маг, выполнил одно-единственное требование степняков. По представленному образцу, кусочку камня с изображением глаза, нашел и указал направление к тому месту, откуда чувствовалось веяние незнакомой магии, древней и серой…

Да, никому не дано знать все на свете!

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Нельзя сказать, что, прекратив творить малое добро во имя грядущего Великого Добра, профессор Лапидариус совершенно отказался от использования магии. К примеру, если на пути попадались удачные силовые узлы, позволяющие без особого расхода сил открыть короткий портал, он не пренебрегал этой возможностью. Поэтому Странники очень быстро пересекли Староземье от окрестностей Эттесса до Арвейских предгорий.

Но дальше дело застопорилось. Средневековая степь Аттахана оказалась под влиянием совершенно чуждых сил, незнакомых современной магии. Использовать их было рискованно и малоэффективно. Приходилось рассчитывать только на собственную выносливость и готовиться к самопожертвованию. Профессор Лапидариус уже свыкся с мыслью, что не все его ученики дойдут до Сехала, он смирился с неизбежностью расставания.

Тот, кому самой Судьбой уготована роль бессмертного, должен научиться терять, думал маг. Ведь в бесконечности жизни его ждет бесконечная череда утрат. И чтобы справиться с этой тяжкой ношей, не сойти с ума от горя, нужно изменить самого себя и перестроить всю свою жизнь. Надо избегать привязанностей. Не иметь личных отношений. Изменить собственную систему ценностей. Нужно отрешиться от всего суетного и мелочного, забыть о простых человеческих чувствах. Осознать, что ты стал выше и не для тебя теперь земные заботы, радости и печали. Нужно приучить себя быть Великим.

В чужой зимней степи, холодной и бесприютной, оставили они Гастона Шина.

Профессор Лапидариус думал, что первым будет Корнелий Каззеркан, порядком ослабевший за время болезни. Но судьба распорядилась по-своему. Удар разбойничьего копыта пришелся по ноге его несчастного товарища. Ходить Гастон больше не мог.

Бедные мальчики пытались нести товарища на руках. Промучились шагов пятьсот, а потом попадали в снег, тяжело хватая воздух ртом, будто выброшенная на берег рыба…

А медлить Странникам было нельзя – судьба всего Мира была в их руках.

Корнелий Каззеркан плакал, целовал руки Учителю, умоляя спасти, не оставлять на произвол судьбы его самого близкого друга. У профессора сердце разрывалось от жалости, но он пересилил себя и принял решение, достойное Бессмертного. И юный Гастон остался в степи.

Сцена разлуки была ужасна. Друзья отрывали от себя последнее, оставляли кто что мог: рваные рукавицы и прогорклые сухари (других уже не было, но и эти в степи казались настоящим сокровищем), куски кремня, ножи, лучшие свои амулеты. Один снимал теплую фуфайку, другой – носки. Корнелий оставил свое одеяло, сказал, что будет делить ночлег с Эолли. Лапидариус хотел запретить – живому одеяло нужнее, чем мертвому, – но не хватило духу. Все-таки он еще не стал бессмертным…