Книга Красавица некстати - Анна Берсенева

Вернувшись домой, Павел сутки пролежал неподвижно, лицом к стене. Она опустошила его, опалила, сожгла. У него не было сил жить после того, что произошло с ним за этот месяц.

Ему потребовалась вся его воля, чтобы заставить себя хотя бы выйти на работу. Он бросился в работу, как в спасительный речной холод, и ему показалось, воздух зашипел вокруг него при этом, как если бы в воду бросили кусок раскаленного металла.

Глава 16

Павел с трудом наладил свою жизнь так, как будто в ней ничего не случилось. Но он знал: вся эта налаженность – только для окружающих, сам же он никогда уже не сможет жить как прежде. Столкновение с необычным, небывалым нанесло ему слишком сильный урон – такое прошлое невозможно было считать небывшим.

Но надо было жить, и он жил, и прожил без Карины почти два года.

Через два года она позвонила в его дверь. Это было вечером. Когда Павел открыл, ему показалось, что на лестничной площадке мгновенно перегорела лампочка. На самом же деле у него просто потемнело в глазах.

– Это я, – как ни в чем не бывало сказала Карина.

– Я… тебя узнал, – с трудом выговорил он. – Заходи.

– Нет, – покачала головой она. – В одну и ту же реку два раза не зайти.

– Не в реку. В квартиру.

– Все равно. Я не хочу быть с тобой опять. Ты для меня исчерпан. Но я родила после того, как была с тобой. И я хочу, чтобы ты забрал ребенка. Родители не захотели оставить у себя еще одного.

– К-какого ребенка?..

Павел оторопел от этих слов даже больше, чем от ее появления. Хотя больше, ему казалось, было уже некуда.

– Твоего. У меня твой ребенок. Конечно, ты можешь не верить, что он твой. Но я знаю точно. Я ни с кем не была тогда, кроме тебя. Те люди сверху не в счет. У меня после них были месячные.

Отвращение, гнев, отчаяние – это была лишь малая толика чувств, которые его охватили.

– Где он?.. – весь дрожа, выговорил Павел.

– Здесь. Ждет внизу.

– Как внизу?!

Оттолкнув Карину, Павел бросился по лестнице вниз.

На первом этаже, на нижней ступеньке, сидел мальчик. Павел бежал так быстро, что чуть не налетел на него. Мальчик поднял глаза и посмотрел на летящего сломя голову человека. Взгляд у него был печальный.

– Ты кто? – спросил он. – Мой папа?

На вид ребенку было не больше года. Но в его словах, а еще больше в интонациях, с которыми он говорил, не было ничего детского.

Он смотрел на Павла, не отводя взгляда. И, глядя в эти светящиеся совсем не Карининым, а каким-то тихим и нежным светом глаза, Павел почувствовал, что все у него внутри переворачивается, а сердце, сжавшись в комок, взлетает к горлу.

– Да, – сказал он. – Твой папа. А как ты догадался?

– Я почувствовал, – серьезно ответил мальчик.

– Тогда пойдем?

Павел наклонился к ребенку, осторожно прикоснулся к его плечу. Тот встал и протянул ему руку с такой доверчивостью, что Павел чуть не заплакал. Хотя не плакал никогда в жизни и даже, кажется, в детстве.

– Пойдем, – кивнул мальчик. – Меня зовут Гриша. А что мы с тобой будем делать?

– Мы придумаем, – сказал Павел. – Для начала, наверное, искупаемся. Смотри, у тебя ладошки грязные.

– Я погладил собаку, – объяснил Гриша. – А она была в луже.

Он был маленький, как в сказке. И не только из-за роста – весь он был как из сказки, по самой своей природе. Павел понял это сразу, как только его увидел, – так же, как сразу понял, что это его родной ребенок.

Его ничуть не удивило, что годовалый мальчик разговаривает как взрослый. Может быть, незабываемый месяц, проведенный с Кариной, научил его не удивляться ничему. А может, дело было только в том, что Гриша словно из сердца его родился. И по сравнению с этим чудом ничто другое в этом мальчике не могло вызвать у Павла удивления.

– А где мама? – спросил Гриша, пока Павел вел его по лестнице вверх.

– Ждет нас в квартире.

Гриша остановился, снова посмотрел на Павла совершенно недетским взглядом.

– А ты разрешишь ей остаться? – спросил он.

– Почему я должен ей разрешать? Конечно, она останется. Ведь ты же будешь жить у… У нас, правда? Ну, и мама, значит, тоже.

В эту минуту Павел вообще не думал о Карине. И даже не сразу осознал, что не думает о ней. О ней, которая все это время плавила его сердце, как воткнутый в него раскаленный нож! Это было странно… Но это было именно так. Как только Павел увидел Гришу, Карина перестала быть мучительным ощущением его жизни. Она словно отдалилась от него, превратилась в какую-то ничего не значащую точку. Как отрезало ее!

Но мальчику об этом было знать не обязательно. Он взрослый человек, и его ощущения – это его личное дело. Павлу и в голову не пришло бы перекладывать на ребенка заботы своих отношений с женщиной. Тем более на такого ребенка.

Но Гриша, кажется, не считал, что эти заботы его не касаются. Он задумчиво смотрел на Павла. Между бровей у него прорезалась тоненькая вертикальная морщинка. У Павла тоже была такая морщинка, и тоже с детства. Но, в общем, он не искал примет внешнего сходства сына с ним. Это было ему неважно.

– Мама не такая, как все, – сказал Гриша. – Тебе с ней будет плохо.

«А тебе?» – чуть не спросил Павел.

Но вовремя прикусил язык. Хороший был бы вопрос к ребенку!

Гриша ответил на этот вопрос – так, как будто Павел все-таки произнес его вслух.

– Мне тоже бывает плохо с мамой, – сказал он. – Один раз я сказал, чтобы она ушла. И она ушла. Но мне тогда стало совсем плохо. Я даже заболел. Из-за того, что так ей сказал. Я больше не говорю, чтобы она уходила.

– Ну и я не говорю, – решительно сказал Павел. – Вот и пришли. Здесь мы будем жить.

Уговорить Карину, чтобы она не уходила, оказалось делом нелегким. Она не врала, ничего не пыталась выгадать для себя – она действительно пришла к Павлу только затем, чтобы оставить ему ребенка. Собственно, ему этого было вполне достаточно. Но Грише…

Когда Карина сказала, что уходит, Павел незаметно взглянул на сына. И пришел в ужас: лицо у него стало такое, как будто он вот-вот потеряет сознание. Павел не помнил, что говорил после этого Карине. Если бы пришлось на коленях умолять ее остаться, он сделал бы и это. Но, к счастью, до оперных жестов дело не дошло.

– А вообще-то… – вдруг сказала Карина. – Не все ли равно?

Ею овладела какая-то мрачная апатия, и все стало ей безразлично. Это случилось мгновенно, как приступ, но не прошло ни через день, ни через месяц. Она проводила целые дни дома – сидела с ногами на подоконнике и смотрела, как стекают по стеклу холодные капли дождя.