Книга Любовь до гроба - Анна Орлова

Эта беда была известна с давних пор. Стоило дракону поддаться огню, и он уже не мог сопротивляться, изо всех сил стремился до конца раствориться в пламени. Экстаз, цена которому — смерть. Разумеется, искра не гасла, но она возвращалась в огненный океан, а сын стихии умирал — медленно, по кусочку, целые годы или даже десятилетия.

К сожалению, червоточину распознать чрезвычайно тяжело, пока болезнь не становится необратимой. Все делается предельно ясно лишь тогда, когда дракон утрачивает второй облик, потому что властвующий в нем огонь спалил бы дотла хрупкое человеческое тело.

И не было участи страшнее. Шеранн думал о том, как странно, что вопреки всему вновь и вновь находились те, кто готов шагнуть навстречу упоительной смерти…

Нужно спешить домой, пока есть еще хоть какие-то шансы избавить сородичей от пагубной страсти…

Потом Шеранн вернулся в свое поместье, которые было ему домом вот уже несколько недель, и принялся пить. Страшно, до самозабвения, по-мужски молча и целеустремленно накачивался дешевым пойлом.

Забыть, выбросить из головы последний взгляд Шейлитта. Чтобы запомнить друга таким, каким он был когда-то: молодым, полным задора и радости, любопытным и шебутным. Но вспоминался лишь живой мертвец, полубезумный в своей самоубийственной жажде…

Его свалил сон, и к вечеру дракон протрезвел. Он обвел взглядом царящий в комнате разгром, тяжело встал и, пошатываясь, отправился приводить себя в порядок.

Пора было возвращаться домой.

А в Чернов-парке его давно ждала София…

Глава 37

На скамейке у дома гадалки сидел мировой судья. Он молча смотрел на дом, и вся его фигура дышала немым отчаянием.

Шеранн не ожидал обнаружить его здесь, и с его губ сорвалось удивленное восклицание.

— Что вы здесь делаете в такой час, Рельский? — спросил он вместо приветствия.

— Я могу задать вам тот же вопрос! — ледяным тоном ответствовал ему Ярослав, оборачиваясь.

При виде дракона он взял себя в руки, и было сложно поверить, что совсем недавно на этом скучающе-невозмутимом лице читались сожаление и боль.

Весенняя ночь была холодна: последние заморозки опустились за землю, стремясь задавить, убить стылым дыханием нежные лепестки цветов. Изо рта господина Рельского слова вырывались вместе с облачками пара, но, взглянув в его глаза, можно было подумать, будто именно царящая в них стужа заморозила все вокруг.

Шеранн с деланным удивлением приподнял брови.

— Не стоит принимать все это так близко к сердцу! — заметил он с кривоватой улыбкой. — В этой игре один из нас должен был потерпеть поражение.

— Это вовсе не игра! — возразил мировой судья, бросив взгляд на дом.

В темных окнах не мелькнул ни один огонек, не выдал, что хозяйка не спала в этот поздний час.

— Вы вольны считать, как вам будет угодно, — пожал плечами дракон. Дружеская непосредственность, с которой он всегда держался, уступила место такой же равнодушной учтивости, как и у господина Рельского. — Вы наравне со мной добивались ее благосклонности. Разве я виноват, что она предпочла меня?

Ярослав ничего не ответил на этот откровенный вопрос. Он и сам понимал, что им двигала бессильная ревность.

— Вы вправе были искать расположения госпожи Черновой, однако слишком резво воспользовались плодами ее приязни! — заметил он наконец.

Дракон взглянул на него с иронией — такой деликатности он не понимал — и ответил, скучающе растягивая слова:

— Не сомневаюсь, что вы в жизни не коснулись женщины, с которой вас не соединяли священные узы брака. Но, поскольку вы еще ни разу не были женаты, вероятно, до сих пор не знали плотской любви…

Эта витиеватая колкость вывела из себя господина Рельского настолько, что он в сердцах позабыл, как смешно должна выглядеть со стороны эта перепалка в темном саду, освещаемом лишь мерцанием огненных глаз дракона и едва теплящимся огоньком фонаря на столе под липой.

— Речь идет о порядочной даме! — процедил он с негодованием.

Шеранна это не проняло. Сейчас ему вообще почти все было безразлично, он рвался прочь, к сородичам, и все остальное казалось теперь совсем неважным. Память об этих неделях среди людей, чувства, которых он не понимал, — все это отныне ему мешало, как змее — старая шкура, и свербело под плотным покровом, тянуло поскорее сбросить ненужное…

— Не стоит защищать честь женщины, которая сама о ней не заботится! — произнес дракон с неприятной улыбкой.

Губы Ярослава сжались в тонкую линию, однако он не ответил — возразить было нечего. Не утруждая себя прощанием, он повернулся, чтобы уйти. В самом деле, это было ребячеством, непростительной вольностью — бродить ночью под окнами женской спальни, как влюбленный юнец. Чтобы увидеть, как к ней под покровом темноты пробирается другой, а потом до утра беситься и вышагивать по кабинету…

— Постойте, Рельский! — вдруг окликнул его дракон. — Ваша эскапада заставила меня забыть о важном деле.

— Слушаю вас, — неохотно ответил Ярослав, оборачиваясь.

— Все наконец разрешилось, и я уезжаю сегодня же, — непринужденно объяснил Шеранн, — а мы до сих пор пренебрегали делами…

Но мирового судью сейчас вовсе не интересовали пароходы.

— Вы уезжаете? — повторил он эхом, и, кажется, сильно побледнел, хотя в сумраке нельзя было за это ручаться.

— Что вас удивляет? Разве не этого вы ожидали?

— Я был днем в Чернов-парке и не заметил никаких приготовлений к отъезду, — справившись с собой, ответил господин Рельский. Его крупные руки были крепко сжаты на набалдашнике трости, выдавая волнение, хотя голос звучал глухо и спокойно.

— Конечно, — снова пожал плечами Шеранн. — Причем тут госпожа Чернова? Я уезжаю один.

Перед глазами Ярослава пронеслась недавняя сцена, когда София необыкновенно решительно заявила ему, что скоро уедет с драконом.

— Она передумала? — выдохнул он с такой надеждой, что Шеранн отвернулся.

В душе дракона вспыхнула внезапная ярость. Его натура сопротивлялась мысли, что придется оставить добычу, пусть даже он успел уже обгрызть самые лакомые кусочки…

— Нет, — ответил он резко.

Мировой судья смотрел на него, безнадежно пытаясь что-то прочитать на лице соперника.

— Что? — спросил наконец он неверяще. — Вы хотите сказать…

— Да, — кивнул Шеранн, не дождавшись вопроса. — Я никогда не предлагал ей со мной уехать!

Задыхаясь от ярости, господин Рельский смотрел на того, кого столько лет считал своим другом. И вот теперь этот самый "друг" легко признался, что подло обольстил женщину, не имея относительно нее серьезных намерений, более того, прекрасно зная, сколь много значила она для самого Ярослава. Разумеется, она не подозревала о низких намерениях своего совратителя, отдаваясь в его власть, это было очевидно.