Книга Зимняя луна [= Ад в наследство ] - Дин Кунц

* * *

Когда Тоби запер дверь и отвернулся от нее, а Фальстаф зарычал а пороге открытой двери, оранжево-красный свет вспыхнул в холле за псом. Его рычание перешло в вопль удивления. Вспышку сменили мерцающие фигуры света, которые затанцевали на стенах - отблески пламени.

- Тоби понял, что его мама подожгла пришельца. Она была смелая, она была умная! Как будто горячий поток надежды пронизал его тело.

Затем заметил вторую странность в спальне. Занавески вокруг его кровати в нише были задернуты.

Он оставил их раздвинутыми, оттянутыми по обе стороны от алькова. Закрывал их только на ночь или когда играл. Этим утром он их открыл, и с тех пор у него не было времени для игр.

Воздух пах чем-то мерзким. Он не заметил этого сразу, потому что сердце сильно колотилось, и долго дышал ртом.

Двинулся к кровати. Один шаг, другой.

Чем ближе он подходил к нише, тем хуже становился запах: был похож на вонь на задней лестнице в первый день, когда они осматривали дом. Но на этот раз намного отвратительней.

Тоби остановился в нескольких шагах от кровати. Напомнил себе, что он герой. Для героев нормально бояться, но даже когда они боятся, им нужно что-то делать.

Стоя у двери, Фальстаф сходил с ума.

* * *

Асфальт проглядывал в нескольких местах, обнаженный ветром, но большая часть дороги была покрыта двухдюймовым слоем свежего порошка. Многочисленные кучи снега, отброшенные чистилками, сливались в единую стену на обочине.

Судя по этим знакам, Джек решил, что бригада заезжала в эти места едва ли не два часа назад, возможно и не более полутора часов. Они запаздывали со следующим рейсом.

Он повернул на восток и поспешил к поместью Янгблада, надеясь встретить снегочистильщиков, прежде, чем уйдет далеко. Если у них большой дорожный грейдер или солеразбрасывающий грузовик с плугом для снега впереди, или то и другое, то найдется и микроволновый передатчик. Он постарается убедить в том, что его история не просто бред сумасшедшего и заставит их отвезти его в дом, чтобы забрать Хитер и Тоби.

А сможет ли он убедить их? Черт, у него ведь есть дробовик! Конечно, если придется, он просто вынудит их! Бригада сделает полумильную дорожку до самой двери ранчо Квотермесса чистой, как совесть монашки, пусть и с саркастическими ухмылками на их лицах с начала до конца. Они веселы, маленькие защитники Белоснежки, поющие: "Хей-хо, хей-хо, мы выходим поработать!" Если это все, что он от них хочет, - расчистить? Пожалуйста!

* * *

Каким это не было невероятным, но существо на лестнице показалось еще более гротескным и жутким в мрачных объятьях огня, охваченное дымом. Страшнее, чем когда она могла видеть его ясно. Пришелец приблизился еще на одну ступеньку. Тихо-тихо. Еще на одну. Он поднимался в пламени с высокомерием его Величества Сатаны, совершающего ежедневный выезд из ада.

Тварь горела, или, по крайней мере какая-то часть тела Эдуардо Фернандеса была съедена огнем, но омерзительный демон взобрался еще на одну ступеньку выше. Теперь он был почти на самой верхней площадке.

Хитер не могла больше ждать. Жар был невыносим. Она уже и так слишком долго выставляла лицо и, вероятно, очень скоро оно запузырится от ожогов. Голодный огонь обжирал потолок коридора, облизывая планки на верху. Ее положение становилось опасным.

Кроме того, Даритель не собирался валиться вниз в самое пекло, как она надеялась. Он достигнет второго этажа и откроет ей свои объятья, протянет пучок горящих рук, пытаясь обвиться вокруг нее и стать ею.

Сердце заколотилось еще неистовей. Хитер поспешно отступила на несколько шагов к коридору к красной канистре с бензином. Подхватила ее одной рукой. Должно быть, израсходовала три галлона из пяти.

Она оглянулась.

Чудовище вышло с лестницы, в коридор. И труп и Даритель были в огне. Не просто тлеющая шишка обугливающейся материи, но ослепительная колонна бурного пламени, как будто их сплетенные тела были сделаны из сухого трухлявого дерева. Некоторые длинные щупальца извивались и бились, как кнуты, разбрасывая струи и комки огня, которые падали на стены и пол, поджигая ковер и обои.

* * *

Когда Тоби шагнул еще раз к закрытой занавесками нише, Фальстаф наконец ворвался в комнату. Пес пересек ему дорогу и гневно залаял, предупреждая о необходимости отступить.

Что-то шевелилось на кровати за занавесками, терлось о них, и каждая последующая секунда была для Тоби как час, как будто он оказался в замедленном кино. Спальный альков - как сцена для кукольного спектакля: совсем чуть-чуть осталось до начала представления. Но вовсе не Панч и не Джуди готовились к выходу, не Кукла и не Олли, и не один из Маппетов, никто из тех, кого можно встретить на "Улице Сезам". Было ясно, что начинающаяся программа не будет веселой, никакого смеха во время этого странного представления не услышишь. Тоби захотелось закрыть глаза и загадать, чтобы это, на кровати, исчезло. Может быть, тварь-гость перестанет существовать, как только забыть о ней? Снова нечто задвигало занавесками, выпячивая одну из них, словно говоря "Привет, Малыш!" Может, оно только и живет верой в него, людей, точно так же, как в Тинки из "Питера Пэна". Так что если закрыть глаза и хорошенько представить себе кровать пустой, воздух - благоухающий свежеиспеченным печеньем, тогда этого больше гам не окажется, и ничто не будет вонять. План не был совершенным. Может быть, это был даже весьма глупый план, но, по крайней мере, хоть что-нибудь. Он должен что-то сделать или сойдет с ума, потому что не может сделать больше ни единого шага к кровати, и не потому, что ретривер блокировал путь, а потому что был так напуган. Просто оцепенел. Папа ничего не говорил о том, что герои цепенеют на месте. Или о том, что их рвет. Героев когда-нибудь тошнит? Потому что чувствовал, что его сейчас вытошнит. Он не мог убежать, потому что убежать - значит повернуться спиной к этой кровати. Он не сделает этого, не сможет. Это означает, что закрыть глаза и пожелать, чтобы это исчезло, - это все-таки план, лучший и единственный. Если бы не то препятствие, что он не мог уже целую вечность закрыть глаза!

Фальстаф оставался между Тоби и альковом, но повернулся мордой к тому, что бы там ни скрывалось. Тоже застыл, не лая. Не рыча и не скуля. Просто ожидая, оскалив зубы, дрожа от страха, но готовый сражаться.

Рука выскользнула из-за занавески, и вытянулась вперед. Это была почти что голая кость в мятой перчатке морщинистой кожи, покрытая плесенью. Конечно, такое не может существовать, если вы не верите в это, потому что такое более невозможно, чем Тинки, в миллион раз невозможней. Пара ногтей все еще сохранилась на гниющей руке, но они почернели и напоминали блестящий хитин жука. Если он не может закрыть глаза и пожелать, чтобы это исчезло, если не может бежать, то, по крайней мере, должен закричать маме, так жалобно, как только может мальчик, которому еще нет девяти. Ведь в конце концов, у нее автомат, а не у него. Появилось запястье, потом вся рука с клочками мяса. Рваный, в огромных прорехах, рукав голубого платья или блузки.