Книга Финист – ясный сокол - Андрей Рубанов

Старая ведьма подумала и кивнула.

– Ладно, – сказала. – Будь по-вашему.

Она сошла с крыльца и толкнула меня плечом неожиданно сильно; я пошатнулся.

Старуха вышла ближе к краю своего двора – туда, где изгородь щетинилась кольями с насаженными на них кабаньими и медвежьими черепами.

– Иди сюда! – крикнула она, глядя в чёрную лесную чащу. – Давай!

Но никто не вышел на её зов.

– Иди, – крикнула старуха. – Не бойся!

Я всматривался в переплетение ветвей и ничего не видел; Марья вдруг задышала часто и сильно; малой Потык прошептал грубое ругательство.

Старуха меж тем махнула рукой, обращаясь к кому-то, кто сидел в ветвях:

– Иди! Они всё про тебя знают! Слезай!

Наконец, качнулась одна ветка, другая.

Неясная тень скользнула вниз.

Крупное, гибкое существо соскочило на землю перед нами, бесшумное и, очевидно, очень сильное.

Я увидел ещё одного нелюдя, такого же, как птичий князь и его охранники.

Такого – да не такого.

Этот был худым и бледным; его тело обтягивала та же броня, что защищала князя птиц, – но изодранная и изношенная донельзя. Голову и верхнюю часть лица закрывала меховая шапка, каких не делали у нас в долине; скорее, шапка была сшита где-то далеко на севере, у народов, населяющих берега ледяных морей.

Нелюдь распрямился во весь свой немалый рост и обнажил зубы в улыбке.

Его шею и запястья обнимали многие цепи и браслеты из блистающего, тщательно начищенного серебра. В серебряное плетение во многих местах были вделаны самоцветные камни, зелёные и красные, горящие опасным пламенем.

Такой драгоценной роскоши я не видел даже у самых богатых людей долины – только в иных землях, далеко на юге, у вождей больших кочевых племён, у скифов или ойротов.

Его плечи накрест обнимали перевязи, обшитые железными и медными пластинами, а по бокам на перевязях висели длинные кривые мечи в наборных, искуснейшей работы ножнах.

Унизанный драгоценностями нелюдь-оборванец развёл в стороны руки и произнёс:

– Вот он я. Говорите, чего надо.

Я ощутил резкий, сильный запах его тела; я понял, что передо мной – особенный нелюдь. Странный.

И гораздо более опасный, чем птичий князь и его воины.

16.

Он мне неприятен.

Он слишком высокий, слишком сильный, слишком презрительно скалит зубы.

Он слишком чудно́ выглядит. Его броня разошлась на плечах, и прорехи грубо стянуты льняной лесой.

Я смотрю на эту лесу, увязанную небрежными узлами, и понимаю: оборотни не всесильны.

Пусть они стремительны и могучи – но они такие же, как мы, и теми же узлами перетягивают негодный доспех; они подобны нам; их можно победить.

– Я думала, ты совсем одичал, – говорит ему старая Язва.

Нелюдь-оборванец мирно разводит руками.

– Может, и одичал. Я уж и сам не знаю.

У него тяжёлый взгляд: возможно, ещё более тяжёлый, чем у птичьего князя; тот просто пытался подавить, показать власть – а этот, настороженный, внимательный донельзя, никому не верит, каждый миг ожидает нападения, и готов тут же или ударить в ответ, или исчезнуть.

Голос его льётся, как мёд, – сладко, неспешно. Он выговаривает слова не так, как другие оборотни: почти правильно, почти неотличимо от любого другого жителя зелёной долины.

Он смотрит на Марью, продолжая улыбаться. Марья опускает глаза.

Нелюдь протягивает руку.

– Пойдём, – говорит он.

Малой Потык вдруг подкидывает в руке топор.

– А ты кто такой? – спрашивает он, упрямо наклоняя голову.

– Разбойник он, – отвечает старая ведьма вместо нелюдя. – По роже не видно, что ли?

– Видно, – отвечает Потык, оглядываясь на Торопа – а и у него тоже в руке дубина, невесть откуда взявшаяся.

Я понимаю: быть драке; двое парней слишком устали, и вдруг появившийся оборотень-разбойник их не пугает; они уже пуганные.

– Скажи им, – велит ведьма.

Нелюдь поднимает брови.

– Что сказать?

– Скажи, что доставишь девку в Вертоград.

– В Вертоград? – нелюдь явно издевается. – Зачем?

– Затем, – говорит старуха, – что ты мне должен. Я тебе помогала – теперь ты мне помоги. Вот.

И она берёт Марью за локоть и выталкивает вперёд себя.

Разбойник сдвигает свою мохнатую шапку на затылок.

– Так ведь её убьют, – говорит он. – В Вертограде. Она ранила княжьего сына.

– Значит, это ты, – спрашиваю я, – следил за нами?

– За вами весь лес следил, – отвечает нелюдь, продолжая рассматривать Марью жадным жёлтым глазом. – И медведи следили, и лоси, и кабаны. И сам лешак за вами следил. И бабка следила. И птичий князь следил. Так что я не один такой.

Малой Потык вдруг встаёт между ним и девкой.

– И следил, – говорит он, – и подслушивал.

– Да, – спокойно кивает разбойник. – Если есть, кто говорит, – значит, есть и тот, кто подслушивает. Но не бойся, паренёк. Я вашу тайну не выдам.

– Если ты всё подслушал и подсмотрел, – говорит Потык, – тогда ты знаешь, что князь птиц не видел её лица. Он ничего не узнает.

– Сначала не узнает, – снисходительно произносит разбойник. – Потом узнает. В небесном городе дураков нет.

– Вот и хорошо, – говорю я. – Раз дураков там нет – значит, девка сможет всё объяснить. А ты поможешь ей оправдаться.

Нелюдь опять улыбается; его улыбка – презрительная, широкая – начинает злить меня, а по тому, как Потык и Тороп переглядываются, становится понятно, что и они тоже разозлены. И готовы поднять оружие.

А вдобавок я замечаю, что зубы нелюдя не такие белые, как показалось вначале, и больше того – некоторых зубов, сверху и снизу, и вовсе нет.

– А вот этого я не сумею, – говорит нелюдь, неожиданно мирно и с сожалением. – Доставить в город – доставлю. Проведу по-тихому. И даже пособлю, на первых порах… Но большего не ждите.

– Ему нельзя там появляться, – говорит нам ведьма. – Его изгнали.

– За что? – спрашивает Потык.

– За разбой, – спокойно отвечает нелюдь. – Но это вас не касается. Это было давно.

Марья, услышав его слова, медленно кладёт ладонь на пояс, на рукоять ножа.

– Значит, – говорит она, – ты убийца?

– Не убийца, – мирно поправляет нелюдь. – Разбойник. Я никого не убил. Только ограбил. Ну и ещё кое-что было, по мелочи… Но ты не бойся, девочка. Крови на мне нет. А если не веришь – можешь остаться внизу.