Книга Пушки царя Иоганна - Иван Оченков

– …а когда я уходил, некий холоп мне письмо сунул, – продолжал подробный и обстоятельный рассказ отец Василий.

– Письмо… какое письмо? – насторожился я.

– Вот оно, государь, – протянул мне сложенную в несколько раз грамотку священник.

– Что там?

– Письмо тебе адресовано. Я не читал.

– Да? – хмыкнул я без особого доверия в голосе. – Ну давай почитаем.

Решить вопрос о приступе на можайский кремль без гетмана все же не удалось. Слишком много сил надо было задействовать в этом предприятии, и королевич скрепя сердце пошел к Ходкевичу. Впрочем, старый вояка выслушал его не без воодушевления. Скорый приезд канцлера его тоже не слишком радовал. Как ни крути, а именно его объявят виноватым, если поход сорвется, а неудач было уже слишком много. Хорошенько поразмыслив, гетман внес в план, предложенный младшим Казановским, некоторые изменения, и подготовка началась.

Ворота в можайский кремль были устроены прямо в Свято-Никольском соборе, и чтобы до них добраться, надо было пройти по деревянному мосту через речку Можайку. К счастью, разрушать его осажденные не стали, и подъемных механизмов на нем не было. Единственной защитой моста была небольшая бревенчатая башенка, которую, впрочем, еще в первый день разрушили артиллеристы де Мара. Московиты наверняка оставили там охрану, но эту проблему брались решить люди пана Кишки, собравшего у себя большинство бывших лисовчиков. Для того чтобы доставить петарду к месту подрыва, была устроена специальная тележка, ободья колес которой обмотали всяким тряпьем, чтобы она не грохотала по бревенчатому настилу. Итак, сначала было необходимо вырезать защитников разбитой башни, затем подкатить «адскую машину» к воротам и подорвать их. Если подрыв окажется удачным, в дело вступят снова люди пана Кишки, а затем им на помощь придет панцирная хоругвь Ржевутского. Все вместе они должны будут захватить собор и подорвать вторые ворота, ведущие непосредственно внутрь крепости. Для этого была изготовлена вторая петарда, впрочем, значительно меньшая, нежели первая. В общем, план был сложным и мог на любом этапе сорваться, но другого у них не было.

Руководить штурмовой группой должен был сам хорунжий Ржевутский, а устанавливать петарду – французы. Узнав об этом, Безе пришел в неистовство и долго на чем свет стоит ругал католиков и поляков вообще, а также лично королевича Владислава. Впрочем, поскольку он предусмотрительно делал это на французском языке, его мало кто понял. Де Бессон хотя и отреагировал менее эмоционально, но также не выглядел счастливым.

В ночь, назначенную для атаки, храбрецы двинулись вперед. Как и ожидалось, в развалинах башни сидели московитские сторожа, но лисовчики без единого звука взяли их в ножи. Путь был свободен, и четверо дюжих жолнежей, впрягшись в телегу с закрепленным на ней колоколом петарды, осторожно покатили свой смертоносный груз по мосту. Французы мрачно двинулись следом, а вместе с ними пошли Ржевутский и мальчишка-трубач. Мост был довольно длинным, и, казалось, прошла целая вечность, пока им удалось добраться до ворот. Совсем рядом по стенам кремля ходили часовые, время от времени переговаривающиеся друг с другом. Однако окутавшая окрестности темнота укрыла их противников своим одеялом и позволила-таки добраться до цели. Повинуясь приказам де Бессона, жолнежи развернули тележку и принялись прилаживать ее к воротам.

– Месье Ржевутский, укройтесь где-нибудь с мальчиком… – прошептал ему Безе, – не то будет весьма досадно, если вы с ним пострадаете от взрыва.

Хорунжий кивнул и, тронув трубача за плечо, хотел было отойти с ним в сторону, как вдруг ему на шею кто-то накинул петлю и принялся душить. Отчаянно сопротивляясь, поляк попытался выхватить оружие, но появившиеся непонятно откуда люди крепко схватили его за руки и не дали исполнить это намерение. Мальчишке тоже зажали рот, однако малый не сплоховал и укусил своего противника за палец. Беззвучно матерясь в ответ, нападавший двинул трубачу в ухо, после чего тот упал как подкошенный. Хуже всех пришлось жолнежам, тащившим тележку – их просто закололи кинжалами.

– Жорж, умоляю тебя, не двигайся! – успел сдавленно крикнуть своему товарищу Безе.

– Что это значит, Жак? – крикнул он, вытаращив глаза, чего, впрочем, никто в темноте не заметил.

– Ничего, кроме того, что я не собираюсь идти на верную смерть! – буркнул в ответ француз.

– Тихо вы, басурмане, потом пособачитесь! – прервал их один из нападавших и подтолкнул к воротам. Те, против ожидания, беззвучно открылись, и нападавшие затащили внутрь «адскую машину» и незадачливых инженеров. Внутри башни было немного светлее, и де Бессон смог разглядеть захвативших их в плен. «Африканцы!» – с немалым изумлением подумал он, увидев абсолютно черные лица, но тут же сообразил, что они просто вымазаны сажей.

– Кто должен подавать сигнал? – спросил я командовавшего засадой Михальского.

– Трубач.

– А где он?

– Да вот…

– Что с ним?

– Пантюшка зашиб.

– Тьфу ты, пропасть, – беззлобно выругался я, – а кто теперь сигнал подавать будет и, самое главное, какой?

– Я протрублю, – отмахнулся Корнилий, – невелика наука.

– Ну, тогда с Богом!

Охранявшие башню стрельцы тут же выпихнули в открытые ворота освобожденную от груза тачку и, подложив под нее небольшой бочонок пороха, зажгли фитиль. Пыхая искрами, огонек побежал к заряду, и едва служивые успели запахнуть ворота, как раздался взрыв. В башне ощутимо тряхнуло, так что даже затухла лампада, тускло светившая рядом с надвратной иконой. Стрельцы принялись креститься, а я подтолкнул вперед своего бывшего телохранителя:

– Сигналь, раз умеешь!

Михальский с готовностью схватил захваченный музыкальный инструмент и довольно сносно протрубил атаку. Как мы и ожидали, услышав взрыв и последовавший за ним сигнал, поляки кинулись в бой. Первыми пошли на приступ бывшие лисовчики из хоругви пана Кишки. Бегом преодолев небольшое расстояние между разбитой башней и Никольскими воротами, они кинулись внутрь и тут же угодили в засаду. Охранявшие ворота ратники обрушились на них со всех сторон и вырубили в яростной схватке, прежде чем те успели сообразить, что что-то пошло не так. Однако на выручку им уже двинулась панцирная хоругвь Ржевутского. Еще до начала атаки их командир приказал, чтобы каждый конник посадил себе за спину одного пехотинца, и теперь они мчались вперед, гулко стуча копытами по бревенчатому мосту. Увы, добраться до места схватки им было не суждено.

Стоящие на стенах можайского кремля пушки были наведены заранее, и теперь их прислуге оставалось лишь палить в двигавшегося по узкой дороге противника. Картечь в мгновение ока смела наступавших в ров и лишь немногие, прорвавшись сквозь губительный огонь, смогли доскакать до площадки перед воротами, но лишь для того, чтобы защитники забросали их там гранатами. Гранаты, или как их еще называли, «чертовы яблоки», представляли собой глиняные горшки, заполненные порохом вперемешку с мелкой галькой. Взрываясь, они пугали лошадей, заставляя их сбрасывать своих седоков, и поражали осколками и тех и других. В какие-то минуты все было кончено. Если кому-то и удалось уцелеть под градом картечи и импровизированных гранат, то их не было ни видно, ни слышно.