Книга Миф. Греческие мифы в пересказе - Стивен Фрай

— У Мидаса ослиные уши…

Шелест камыша и шорох осоки прошуршал по листьям трав и деревьев, и шум кипарисов и ракит шустро послал весть в полет.

— У Мидаса ослиные уши, — вздыхали ветви.

— У Мидаса ослиные уши, — пели птицы.

И наконец новость добралась до города:

— У Мидаса ослиные уши!

Царь Мидас внезапно проснулся. На улице у дворца смеялись и кричали. Он подобрался к окну, сел на корточки и прислушался.

Унижение оказалось невыносимым. Не тратя времени на месть цирюльнику и его семье, Мидас смешал ядовитое снадобье из воловьей крови, вскинул взгляд к небу, горестно рассмеялся, пожал плечами, выпил отраву и умер.

Бедолага Мидас. Его имя навсегда станет символом человека удачливого и богатого, но вообще-то он был невезучий и нищий. Лучше б розами занимался. Зеленые персты лучше златых.

Приложения

К слову о братьях

Напоследок об Эпиметее и Прометее, сыновьях океаниды Климены (или Азии) и титана Иапета, младших братьях Атланта, что держит небо, и Менойтия, сожженного молнией. Обычно считается, что Прометей означает «предусмотрительность», а Эпиметей — «соображение задним числом», из чего делают вывод, что Эпиметей влезал в передряги, не задумываясь о последствиях, тогда как его старший брат Прометей был дальновиднее. Можно убедительно доказать, что ничего особенно осторожного, предусмотрительного или проницательного в том, что Прометей принес людям огонь, нет. Порывистый, щедрый поступок… даже любовный, однако не очень-то мудрый. Эпиметей был добродушным, общительным малым, и его промахи были попросту… собрался написать «человеческими», однако так вряд ли годится, раз Эпиметей был титаном. Его оплошности были, конечно же, титаническими — если судить по последствиям. Кажущуюся разницу между братьями философы и поныне применяют для описания некой глубинной черты во всех нас.

У Платона в диалоге «Протагор» титульный персонаж излагает миф о сотворении несколько не так, как традиционно принято.

Боги (так рассказывает Сократу Протагор) взялись населить природу новыми видами смертной жизни, поскольку до этого в мире обитали одни лишь бессмертные. Из земли, воды, божественного огня и божественного дыхания создали животных и человека. Прометею и Эпиметею поручили наделить этих существ всеми свойствами и особенностями, какие помогут им жить полноценной успешной жизнью. Эпиметей сказал, что займется распределением, а Прометей пусть придет потом и проверит, что получилось. На том и порешили.

Эпиметей принялся за дело бодро. Наделил некоторых животных доспехами — носорогов, панголинов и броненосцев, например. Другим, чуть ли не от фонаря, кажется, выдал густой водоотталкивающий мех, камуфляж, яд, перья, клыки, когти, чешую, жабры, крылья, усы и чего еще только не придумаешь. Предписал прыть и свирепость, распределил плавучесть и летучесть — всякое животное обрело свою хитро продуманную и дельную особенность, от навигационных навыков до опыта в рытье, гнездовании, плавании, прыжках и пении. Эпиметей уже собрался поздравить себя с тем, что обеспечил летучим мышам и дельфинам эхолокационные умения, но тут понял, что это последний дар, какой у него остался. Со свойственным ему недостатком предусмотрительности он совершенно не учел того, чем наделит человека — бедного, голого, уязвимого, гладкокожего, двуногого человека.

Эпиметей покаянно пришел к брату и спросил, что им теперь делать, раз ничего на дне корзинки с дарами не осталось. Человеку нечем защищаться от жестокости, хитрости и коварства превосходно вооруженных теперь зверей. Эти самые силы, которыми столь щедро наделили всякую тварь, наверняка прикончат безоружного человека.

Решение Прометея оказалось вот каким: выкрасть у Афины искусства, а у Гефеста — пламя. Это позволит людям применять мудрость, смекалку и изобретательность и с их помощью защищаться от животных. Человек, может, и не сумеет плавать, как рыба, зато сообразит, как соорудить лодку, не сможет обогнать лошадь, но научится приручать ее, подковывать и ездить на ней верхом. Однажды он, вероятно, сотворит себе крылья и потягается с птицами.

То ли случайно, то ли по ошибке люди, единственные из всех смертных существ, получили олимпийские умения — не такие сильные, чтобы соперничать с богами, но их хватало, чтобы выживать рядом с более удачно экипированными животными.

Имя Прометея означает, как я уже говорил, «предусмотрительность». У предусмотрительности есть далеко идущие последствия. Бертран Расселл в «Истории Западной философии» (1945) писал так:

Цивилизованный человек отличается от дикаря главным образом благоразумием, или, если применить немного более широкий термин, предусмотрительностью. Цивилизованный человек готов ради будущих удовольствий перенести страдания в настоящем, даже если эти удовольствия довольно отдалены… Истинная предусмотрительность возникает только тогда, когда человек делает что-либо не потому, что его толкает на это непосредственный импульс, а потому, что разум говорит ему, что в будущем он получит от своего труда пользу… личность, приобретя привычку рассматривать свою жизнь в ее целостности, все более жертвует своим настоящим ради будущего[247].

Таким образом, вероятно, можно предположить, что Прометей — отец нашей цивилизации в более тонком смысле, чем просто даритель огня, хоть настоящего, хоть символического. Прометей к тому же наделил нас способностью к предусмотрительности, умением действовать не под властью порыва. Прометеева ли предусмотрительность вырастила нас из охотников-собирателей в земледельцев, городских жителей и торговцев? Кабы не навык смотреть в будущее, не станешь горбатиться в поле и сеять, планировать и строить, запасать и обмениваться.

Чтобы мы не перегнули с поклонением потенциально христоподобной фигуре идеального Прометея (любимый греческий девиз, в конце концов, меден аган — «всего в меру»), Расселл напоминает нам, что греки, судя по всему, осознавали необходимость уравновешивать влияние Прометея страстями темнее, глубже, порывистее:

Очевидно, этот процесс [действий из благоразумия и предусмотрительности] может зайти очень далеко, как это случается, например, со скрягами. Но и без этих крайностей благоразумие легко может повести к утрате многих самых лучших сторон жизни. Поклонник Вакха восстает против благоразумия. В физическом или духовном опьянении он вновь обретает уничтоженную благоразумием интенсивность чувства, мир предстает перед ним полным наслаждения и красоты, его воображение вдруг освобождается из тюрьмы повседневных забот. Культ Вакха породил так называемый энтузиазм, этимологически означающий вселение бога в поклоняющегося ему человека, который верит в свое единство с богом. Этот элемент опьянения, некоторый отход от благоразумия под влиянием страсти, имеет место во многих величайших достижениях человечества. Жизнь была бы неинтересной без вакхического элемента, но его присутствие делает ее и опасной. Благоразумие против страсти — это конфликт, проходящий через всю историю человечества. И это не такой конфликт, при котором мы должны становиться целиком на сторону лишь одной из партий.