Книга Эдгар По - Андрей Танасейчук

В периоды «ужасного просветления», как мог, он исполнял свои редакторские обязанности, что-то писал, читал корректуру и даже дважды (в марте 1842 года) встретился со знаменитым Чарлзом Диккенсом, когда тот в ходе своего американского турне на несколько дней задержался в Филадельфии. По взял у него интервью, преподнес экземпляр «Гротесков и арабесок» и даже попросил посодействовать изданию его произведений в Англии.

По, конечно, пытался «взять себя в руки», но получалось это не всегда и — обычно — ненадолго. Неудивительно, что дела его в редакции пошли совсем плохо: он стал небрежен, нередко появлялся в офисе пьяным. А поскольку в пьяном виде, по воспоминаниям современников, он становился совершенно невыносимым, его визиты парализовывали работу: он мешал сотрудникам, скандалил.

Так продолжалось до апреля 1842 года. И вот однажды, после очередного длительного перерыва, в один из погожих апрельских дней, приведя себя в порядок, абсолютно трезвый (наступил «период ужасного просветления»), он явился в редакцию, намереваясь вернуться к исполнению своих обязанностей. Однако, придя в офис, обнаружил свое место занятым: в его кресле, за его столом сидел другой человек. Если бы По был пьян, то наверняка устроил бы скандал, но он был трезв и, мгновенно оценив обстановку, не требуя объяснений, повернулся и вышел вон. Так неожиданно, но вполне предсказуемо закончилось его редакторство в «Журнале Грэма».

По мрачной иронии судьбы место Эдгара По в редакторском кресле «Журнала Грэма» занял Руфус Грисуолд (1815–1857), человек, которому суждено было сыграть зловещую роль в судьбе нашего героя — как при его жизни, так и post mortem — и с которым нам еще не раз придется встретиться на страницах этой книги.

Хотя нанесенная обида была, конечно, глубока, По не прервал отношений с Дж. Грэмом и не раз впоследствии появлялся в офисе журнала на Чеснат-стрит. Но уже только в качестве автора. «Редакторская» страница в его отношениях с журналом была перевернута навсегда.

В плену иллюзий. 1842–1843

Любого из нас ведут по жизни разнообразные мечты и надежды. Большинство из них оказываются иллюзорными и никогда не сбываются. Но, если серьезно, только они и заставляют куда-то двигаться, к чему-то стремиться, предпринимать разнообразные усилия, совершать поступки. Горизонты наших представлений и притязаний определяют как внешние — социальные и политико-экономические, социокультурные, национальные — факторы, так и внутренние — сугубо индивидуальные склонности и особенности личности. Поскольку закон этот, можно сказать, универсален, приложим он и к нашему герою. Разве что — в связи с тем, что человеком он был незаурядным, к тому же наделенным, скажем так, неординарным воображением, — внутренние мотивации, «личная механика» играли в его случае куда большую роль.

С болезнью жены и уходом от Грэма у Эдгара По начинается новый этап жизни и творчества, который длится около двух лет и завершает филадельфийский период. Он оказался весьма плодотворным в творческом плане, но по-житейски очень тяжелым — одним из самых трудных в судьбе писателя. Его можно назвать периодом больших, но несбывшихся надежд — иллюзий, которые вели поэта, но которым, в том числе и по вине самого Эдгара По, не суждено было исполниться.

Первая и самая большая иллюзия — конечно, надежда на выздоровление горячо любимой жены Вирджинии. Люди той эпохи имели богатый опыт «общения» с чахоткой. Опыт в подавляющей части скорбный: болезнь не жалела ни старых, ни малых, ни мужчин, ни женщин, косила богатых и бедных, хотя среди последних жертв было, конечно, куда больше. Но бывали и чудеса — случались исцеления. Надеялся на чудо, хотя не признавался в этом даже себе, и Эдгар По.

Подчиняясь ритму «ужасных и бесконечных колебаний между надеждой и отчаянием», протекало и почти все дальнейшее существование поэта. Отчаяние погружало в сумеречные состояния, принуждало пить, надежда — окрыляла, побуждала к работе и творчеству. И хотя в унисон «ужасному» ритму развивалась вся дальнейшая жизнь, все-таки «колебания» эти наиболее яростно проявлялись именно в филадельфийский период — слишком свежи были впечатления и потому так остра рефлексия.

Вторая иллюзия была связана с надеждой обрести наконец синекуру, которая смогла бы обеспечить его семье стабильный доход. По был очень близок к этому — почти достиг желаемого. Но, как увидит читатель, по сути, — сам упустил свой шанс.

И, наконец, третья. Судя по всему, она представлялась самой близкой и досягаемой (и, возможно, была самой желанной), но оказалась самой иллюзорной. Это мечта о собственном журнале, которая так вдохновляла Эдгара По. Но и в том, что и этого не случилось, была изрядная доля его вины.

Впрочем, обо всем по порядку.

14 мая 1842 года в газете «Сэтеди ивнинг пост», которой теперь также владел талантливый мистер Грэм, появилось объявление, что «мистер Руфус У. Грисуолд, джентльмен, известный утонченным вкусом и наделенный талантами», приступил к обязанностям редактора «Журнала Грэма». Немного позднее, уже в майском номере, сообщалось, что «мистер Эдгар А. По вышел из редакции», но журнал желал своему бывшему редактору всяческих успехов и не сомневался, что ему «будет сопутствовать удача».

После первого сильного приступа болезни, после недель ужасной слабости, проведенных в постели, состояние жены пошло понемногу на улучшение. В марте она начала вставать. Тогда же, в марте, Эдгар По сочиняет мрачную историю-арабеску «Маска Красной смерти». Нет сомнения, что цветовую палитру новеллы определила яркая алая кровь, хлынувшая из горла Вирджинии в январе. Рассказ был опубликован в майском номере «Журнала Грэма» — последнем, в выпуске которого принимал участие Э. По.

То есть все говорит о том, что он вышел из пике. Но затем заболел сам. Что это было? Очередной приступ внезапной слабости, что по непонятной причине спорадически обрушивалась на поэта? Или последствия алкогольной интоксикации? По этому поводу информация отсутствует. Однако едва ли на этот раз болезнь длилась долго — потому что уже в апреле Э. По, как мы помним, исполнился решимости вернуться к обязанностям по журналу и наведался в офис. Что из этого вышло, мы тоже помним.

Оказавшись без работы, без средств к существованию, обремененный долгами, в состоянии «ужасного просветления», он вновь пишет в Вашингтон Фр. Томасу, умоляя «срочно подыскать» какую-нибудь должность, иначе он «содрогается» при мыслях о будущем.

Томас, как всегда, оперативен и очень быстро ответил своему другу, что вскоре, вероятно, появится возможность пристроить его на службу в филадельфийскую таможню, поскольку, как он узнал, состав ее намерены сменить и сделают это после того, как будет назначен новый руководитель. Когда имя его станет известно, Томас переговорит со своим знакомым, Робертом Тайлером, старшим сыном президента, чтобы тот «замолвил словечко».

25 мая Эдгар По ответил Томасу:

«То, что ты сообщил мне касательно ситуации в таможне, вдохнуло в меня поистине новую жизнь. Едва ли какое-либо иное предложение могло подойти мне более. Если бы мне удалось получить это назначение, я бы смог осуществить свои самые амбициозные планы. Оно покрывало бы все текущие издержки да к тому же оставляло время для размышлений, а замыслов много… Даже если бы жалованья едва хватало на самое насущное, я был бы положительно счастлив. Ты скажешь от моего имени мистеру Тайлеру, как я ему благодарен и искренне признателен за его участие в моем деле?»